Мордочка тотчас превращается в подобие железного кулака. Размытые гляделки становятся твердыми бледно-серыми камешками.
– Что, перебрал в праздник? – зло интересуется она, четко выговаривая слова. – На подвиги потянуло? А в милицию не хочешь? Там таких веселых быстро в чувство приводят.
– Вы уж извините, – говорю с покаянной усмешечкой. – Похоже, слегка переборщил. Я занимаюсь убийством Жанны Каринской.
Камешки округляются и утрачивают неумолимую твердость.
– Так вы из милиции? - по инерции жестко спрашивает она.
– Частный сыщик.
– О! Значит, они все же существуют? - врачиха окончательно оттаивает. - Обычно в книжках читала и по телику видела: Шерлок Холмс, Пуаро. И вот – впервые встречаю живого детектива. Что хотите выяснить, Пуаро?
– Вы хорошо знали Жанну?
– Она работала в другом кабинете. Мы не очень-то с ней контачили.
– И все-таки, можете сказать, что она была за человек?
– Дорогой товарищ, вы много от меня требуете… Ладно. – Вздыхает. – Сначала – о ее профессиональных навыках, хоть это вам наверняка не очень-то и важно…
– Если бы только знать, что важно, а что нет.
– Понимаю. Так вот, специалистом, если честно, она была никудышным. Гонору хоть отбавляй, а мастерства и знаний – кот наплакал. По-моему, она не работала, а так, отбывала номер. Наша профессия ее явно не интересовала. И пациенты часто были ей недовольны.
– А что же ее интересовало?
– Понятия не имею. Своими мечтами и планами Жанна не делилась ни с кем.
– Вы сказали, она была девушкой с гонором.
– Еще с каким! Кривляка чистой воды. Корчила из себя этакую… элиту.
– Вот как? А я, между прочим, беседовал с ее бой-френдом, студентом, он ничего подобного не заявлял. Влюблен был в нее по уши.
– Со студентом? – изумляется она, хмыкает и поджимает губки.
– Ну да. А что?
– Да так. Шептались – а у нас коллектив женский, сплетен выше крыши, – что у нее есть… как бы поделикатнее выразиться… спонсор. Кто-то видел, как она усаживалась в огромную шикарную машину, внедорожник. И будто бы за рулем сидел немолодой солидный дядечка… Это все, что мне известно.
– А кто с ней в одном кабинете работал?
– Головацкая Ольга Васильевна. Но с ней разговаривать бесполезно. Уж я трудоголик, а она сто очков мне даст. Даже не сто, а тысячу. Машина. Она от нас в конце января уходит. В частную клинику. Там и оборудование куда современнее, и зарплата выше, чем в нашей шарашке. Я тоже найду хлебное местечко и свалю… Кстати, она ненавидела Жанну.
– Почему?
– Да по той же причине. Считала ее бездельницей и халтурщицей… Вот что. Вы с Жанниной задушевной подружкой поговорите.
– Кто такая?
– Секретарша нашего главврача. Та еще штучка. Она и Жанна постоянно шушукались. Ее Фаиной зовут. Мы Фаечкой кличем. А за глаза – Фуфаечкой.
– А о чем они шептались, как, по-вашему?
– О мужчинах, о чем же еще.
– У вас есть ее телефон?
– Как ни странно, имеется. Записывайте. Сейчас Фаечка наверняка под елочкой с очередным кавалером развлекается…
Звоню Фуфаечке из «копейки». При этом поглядываю на бегущую куда-то вдаль узенькую улочку, на которой чудесные купеческие особнячки стоят вперемешку с уродскими конструктивистскими постройками и стекляшками бизнес-центров.
– Фаина?
– Она самая, – невозмутимо ответствует голос, не высокий и не низкий, не игривый, но и не скучный. Средний.
Голос, в котором сквозит потаенная надежда на нежданную радость.
Повествую о своем деле.
– Я не одна… – мнется Фуфаечка. – Вы надолго?
– От силы полчаса.
– Ладно, уговорили. Ради Жанны… точнее, ради ее памяти я готова и на гораздо большее. Приезжайте. Жду.
Засовываю трубку в задний карман джинсов и какое-то время бездумно таращусь на обступивший меня зимний город. После чего врубаю зажигание, давлю на педаль газа и качу по раздавленной шинами кашице из снега, воды и грязи, к прекрасной незнакомке по имени Фуфаечка.
Лет примерно тридцати, долгоносая, худущая, жилистая, в объемистом светло-салатном, до колен, пушистом свитере и ядовито-красных леггинсах. Ее приятель большой, обширный, добродушный. Почему-то у таких славных мужиков подруги жизни чаще всего стервозины. Грустно, но факт.
Мы с мужиком устраиваемся в креслах. Фуфаечка усаживается прямо на палас цвета медного купороса, скрестив ноги в позе лотоса.
– Вы что, йогой занимаетесь? – спрашиваю для затравки.
– Занималась. Надоело. Но кое-какие привычки остались.
И вдруг хохочет, выставляя напоказ лошадиные зубы.
Девочка желает быть оригинальной.
– Как я слышал, вы с Жанной были подругами.
– О, да, – печалится она. – Закадычными. Неразлейвода. Сколько сигарет вместе выкурили!.. Кстати, Пьер, принеси-ка мне пачку. Она в спальне.
Толстый Пьер тяжело, неуклюже встает и косолапо удаляется.
– Мой верный паж, – доверительно сообщает Фуфаечка. – Откликается на имя Пьер. По паспорту Коля. Или Вася, уж и не помню. Но для меня Пьер, потому что похож на Безухова. У него и характер Безухова. Такой же чудила, не от мира сего. Возможно, в этом году поженимся.
Горестно вздыхает:
- И закончится моя беззаботная холостяцкая жизнь!
«Ну, в таком случае, – думаю я, – можно пожалеть Пьера, а не тебя».