Железный Гулаг

– И Вас, Александр Фёдорович, с тем же, – подыграл я и сразу атаковал появившимися вопросами. – Вот не пойму только, смогут ли двадцать человек по незакреплённой шахте проехать? Ведь штыри забить мы не успеваем, как мне думается.

– Потихонечку. Должна выдержать. Крепления чисто из страховки делают для длительного пользования. А вот буры будем уже на месте демонтировать.

– Саня, представь, что шахта вылезет где-нибудь в полицейском участке. Они с испугу и гранату могут кинуть, пока мы подниматься будем.

– Могут. Все может быть. Риск присутствует всегда. Но по поводу нежеланных свидетелей на поверхности, Славик кое-что придумал. Он в один из микрофонов вставил динамик. Вроде двусторонней связи, как в челноке. Азербайджанец у нас в ячейке есть, у них с турками язык похожий, будет переговорщиком в случае чего. Да и после запуска сигнала где-то за метров семьсот, наши наверху какую-нибудь информацию раздобудут, если повезёт, конечно. Тогда точно будем знать.

Саня открыл банку тушёнки, порезал хлеб и передал нож мне.

– Я тебя понимаю, Лёха, ты хочешь просчитать все негативные варианты за пару недель или месяцев, но пойми, всего никогда не предугадаешь. Наши старики уже двадцать лет каждую деталь по полочкам раскладывают и то не исключают провала. Но все равно, ты спрашивай, когда нужно, одна голова хорошо, а две лучше.

После каждого разговора с бригадиром мой скептицизм намного уменьшался. Или Саня приводил достаточно убедительные аргументы, или, просто, меня, как маленького ребёнка, нужно было постоянно стимулировать положительными доводами. И чтобы отвлечься от темы, я задал другой вопрос:

– Сань, а тебя за что «расстреляли»? У кого ни спрашиваю, никто не знает. Или это секрет?

– Не секрет. Просто я стараюсь не распространяться о своём деле. Тебе расскажу, как вроде товарищу по партии, то есть по ячейке. Да и дела-то никакого не было. Сфабриковали суки и подвели под расстрел. Сам я из Новочеркасска. Слышал о таком городе?

– Это где бунт произошёл в шестьдесят втором году? Про него мало что известно. Вроде как засекретили всю информацию.

– Вот именно. За этот бунт мы и рассчитались сполна. Сделали козлами отпущения. Нас семерых, на кого смогли компромат из прошлого отыскать, «поставили к стенке». Вроде как зачинщиками объявили. Пятерых в расход пустили, а нас с Серёгой сюда привезли.

– С нашим Серёгой бульдозеристом?

– Да. Мы с ним подельники. Я в войну пацаном был. Когда немцы пришли в Новочеркасск, сбежал в Ростов, чтобы не забрали в Германию. Там затеряться легче было. Бродяжничал. А в сорок третьем, когда наши войска город отбили, вступил в армию. Мне пару лет не хватало до совершеннолетия. Прикинулся сиротой, поплакался майору. И он меня в разведку пристроил. Повезло, можно сказать. Форму выдали, паёк, – всё, как положено. После войны вернулся к матери в Новочеркасск, пошёл на завод работать, поступил в институт на заочный факультет, спортом занялся, боксом. Начальником цеха поставили после учёбы. В пятьдесят третьем напились с друзьями и устроили драку на танцах в парке. Я одного избил хорошенько, челюсть выбил, по заслугам конечно. А он сынком оказался какого-то партийного босса. Ну и пять лет – «как с куста». Отсидел, вышел. Меня снова на завод взяли слесарем. Тогда на электровозостроительном всех подряд брали на работу, и судимых, в том числе тоже. Через пару лет женился, сын родился ….

Саня замолчал, достал ещё одну сигарету и прикурил. Я не стал его перебивать вопросами.

– Ну а дальше все хуже и хуже было жить, работа тяжёлая, условий быта никаких. Ютились в бараке в комнате вчетвером, мама с нами жила. Отец с фронта не вернулся. Продукты дорожать стали, зарплату урезали. А в начале июня шестьдесят второго, терпение рабочих закончилось. Сначала устроили саботаж, перестав работать, затем толпой пошли в правление. Мы с Серёгой, конечно – в первых рядах. Там «Курочка», директор завода ещё масла в огонь подлил своим пренебрежением к людям. Кто-то крикнул, что немцы в войну гуманней были, чем сегодняшняя власть. Вот он и сорвался до оскорблений и унижений. Дальше – больше. Бучу мы заварили не слабую, с баррикадами с захватом поезда. В конце концов, покрошили нас из автоматов. А меня и ребят под статью, бандитизм.

– Говорят, человек сто расстреляли и детей тоже вроде. Это я от своего начальника слышал. Конечно, строго в застольных разговорах.

– Не знаю, не считал. Трупов много на площади было. И женщины и дети. Может сто, а может и больше. Нас почти сразу забрали.

– Да, жёстко с вами обошлись. Не пойму только за что высшую меру наказания применять. Ведь вы же не убили никого.

– Ну и они нас не убили. Видишь, живой стою, – Саня улыбнулся, – А скоро, может, с тобой коньячку на свободе попьём, если Бог даст выбраться отсюда. Ты особо не болтай про мою биографию. Ни к чему. Думай лучше о нашем общем деле.

– Хорошо.