Железный канцлер Древнего Египта

Онемев от изумления, Хишелат в ужасе отшатнулась от него.

– Меня, меня ты хочешь взять в жены, зная, что я люблю другого? – переспросила она.

– Я прошу у тебя не сердца, а руки. Потому именно, что ты любишь Армаиса, я и предлагаю тебе выбирать между мною и его головой, – резко ответил Иосэф. – Замечу тебе, что у нас нет времени для разглагольствований, решай скорей! Раз я буду за порогом этой комнаты – все кончено. Сегодня же вечером виновный будет схвачен и подвергнут пытке.

С глухим стоном Хишелат закрыла лицо руками и прислонилась к креслу, на котором перед тем только что сидел ее отец; в ее душе происходила жестокая борьба. В зеленоватых глазах Адона она ясно прочла, что скорее смягчит гранит обелиска, чем этого неумолимого человека, который ставит такие неслыханные условия. Мысль принадлежать Иосэфу была для нее так ужасна, что она, пожалуй, предпочла бы смерть Армаиса; смерть – да, но не пытку! Каких только мук не выдумает этот демон, чтобы отмстить ей за отказ! У царевны закружилась голова; подавленный стон вырвался из ее груди, но она не проронила ни слова.

Иосэф, между тем, медленно свернул папирус и направился к двери; еще один только шаг – и Армаис погиб. «Хороша любовь, которая боится жертв!» – как молния, мелькнуло в голове царевны.

– Постой, я согласна! – прошептала Хишелат.

Глаза Иосэфа блеснули торжеством.

– Хорошо! – сказал он, быстро подходя к царевне. – Договор, значит, заключен и, разумеется, должен остаться между нами. Но что мне будет порукой в том, что ты исполнишь свое обещание, раз Армаис будет на свободе?

Хишелат гордо выпрямилась и презрительно смерила Адона взглядом.

– Мое слово ручается за обещание. Дочь фараона не торгуется и не плутует, хотя бы дело шло об ее загубленной жизни. Ты, вероятно, судишь по себе; кто знает, может статься, ты замышляешь уже измену. От тебя, презренный торгаш жизнью человеческой, надо требовать поруки в том, что ты не убьешь Армаиса, после того как заручился моим обещанием быть твоей женой!

Иосэф побледнел.

– Ты напрасно оскорбляешь меня, царевна: в договорах, подобных нашему, естественно приходится считаться с коварством женщин. С позволенья твоего, сегодня же я доложу фараону о том, какое счастье мне выпало на долю и только после этого замечу – понятно, слишком поздно, – что Армаис бежал!

– Отлично, но, повторяю, я тоже требую залога твоей правдивости. Дай мне папирус, который у тебя в руках, я верну его тебе через три дня… – И, не дождавшись ответа, Хишелат вырвала из рук изумленного Иосэфа папирус и прибавила презрительно: – А теперь беги, возвести бедному, ослепленному тобой фараону, никому не доверяющему, кроме змеи, которую он отогрел на груди своей, скажи ему, что тебе мало всех милостей, которыми он тебя осыпал, что тебе нужна еще его дочь – как ступень, с которой ты протянешь уже руку за его короной! – Она отвернулась и убежала.

Иосэф посмотрел ей вслед насмешливо и злобно.

– Ну, погоди! Я усмирю тебя; ты чересчур горда и проницательна, и потому, как враг, опасна! – пробормотал он, направляясь к фараону.

Погруженный в глубокую задумчивость, Апопи отдыхал на ложе; он отослал от себя всех окружающих, и приход Адона, который один пользовался правом входить к фараону без доклада во всякое время, был ему, по-видимому, неприятен. Но, по мере того как Иосэф излагал ему свою просьбу, прибавив, что царевна дала свое согласие быть его женой, на лице Апопи вспыхнул лихорадочный румянец. Дерзость этого вольноотпущенника, который осмеливался просить руку дочери, любившей к тому же другого – пробудила его гордость; в первую минуту ему хотелось приказать страже схватить и выбросить его вон, низвергнуть дерзкого в ту самую толпу, из которой он его извлек. Но порыв этот замер так же быстро, как и проснулся; измученный болезнью, отвыкнув от трудов правления, Апопи привык жить под крылом своего бдительного канцлера… Да разве не гигант он, в самом деле, – он, который смирил жрецов, обезоружил Таа III и подчинил его скипетру все области Верхнего Египта, чей всепроникающий взор открывал, а железная рука подавляла малейшую вспышку восстания? Что он будет делать без Иосэфа, да еще при таких трудных обстоятельствах, как нынешнее время? Слабый фараон готов был теперь почти с радостью ухватиться за мысль еще крепче привязать к себе этого опасного и могущественного человека; Апопи беспомощно опустил голову и только спросил:

– Но как же Хишелат, которая уверяла меня, что любит крамольника, так быстро переменила свое решение?

– Божественный сын Ра! Сердце женщины, – что мягкий воск. Я должен сказать тебе, что царевна слышала отчасти наш разговор; после твоего ухода она вошла и пожелала узнать, какое участие в заговоре принимал Армаис. Тогда душа ее отвратилась от негодяя и, отдав свою руку твоему слуге, она вдвойне наказала изменника. Я надеюсь, что время и моя любовь обратят ко мне сердце твоей божественной дочери, если только, по неизреченной доброте твоей, ты дашь ее мне в супруги.