Железный крест

Полковник не договорил. Кизель также слегка наклонил голову, прислушиваясь. Мгновение — и воздух уже сотрясался от мощных артиллерийских залпов.

— Начинается, — произнес Брандт с деланым спокойствием. — Пойдемте, снова понаблюдаем сверху.

Кизель зашагал вслед за ним.

Штайнер действовал, не раздумывая. Ему показалось, будто его бросило вперед. Крюгер также потерял способность соображать, как будто черное дуло танка было чем-то вроде подзорной трубы, в которую ему была видна жуткая бездна, от вида которой застывала в жилах кровь. Тем не менее он на мгновение опередил невидимого противника, скрытого от него танковой броней. Прогрохотал выстрел. Казалось, будто он дубинкой прошелся по барабанным перепонкам. Оба — и Штайнер, и Крюгер — лежали на земле всего в каких-то трех метрах от танка, зарывшись лицом во влажную землю. Позади них окоп исчез в черном облаке дыма. Но еще до того, как комья земли перестали градом падать ему на спину, Штайнер осторожно пополз на четвереньках вперед. Где-то между порушенными стенками окопа он разглядел узкую щель и, закрыв глаза, протиснулся в нее.

«Тридцать четыре тонны, — подумал он. — Надо мной тридцать четыре тонны». И он полз вперед под этими тридцатью четырьмя тоннами, а за ним полз Крюгер, и он чувствовал, как тот хватает его за ноги. Каждую секунду он ждал, что вот-вот взревет мотор. Ему казалось, что масса земли над ним уже сдвинулась, что она вот-вот раздавит его в лепешку. Но он упрямо полз дальше. В какой-то момент его голова, руки и плечи натолкнулись на что-то темное и мягкое. А потом… почва неожиданно обрушилась под ним, и он полетел вниз на несколько метров. Он лежал на дне ямы, не в силах пошевелиться, когда на него сверху рухнуло еще одно тело. Он услышал голос Крюгера и открыл глаза. Тяжело дыша, дрожа от изнеможения, они смотрели друг на друга. Они лежали на дне глубокой воронки. Штайнер неожиданно заметил, что продолжает цепляться за то самое препятствие, которое перекрывало ему путь. Это было человеческое тело. На ощупь оно было похоже на губку. Вернее, от шеи до колен это был, по сути дела, пустой, окровавленный мешок. Штайнер отпустил его и перевел взгляд вверх, где по-прежнему неподвижно застыл танк. Он не сразу заметил, что правая гусеница обвисла, разорванная на две части. Штайнер нащупал свой автомат, который он уронил, падая в яму, и выпрямился. Он отметил про себя, что пулемета у Крюгера больше не было, однако вопросов задавать не стал. Они выкарабкались из воронки, заползли в траншею и двинулись дальше, так ни разу и не обернувшись. Двинулись они осторожно, медленно. Внезапно откуда-то со стороны горы донеслись звуки перестрелки. Отдельные снаряды со свистом проносились прямо у них над головой, слева направо и справа налево. Но они не обращали на них внимания, потому что изнемогли настолько, что в них не осталось даже страха.

Наконец они добрались до развилки, где от основного окопа в сторону вел ход сообщения, по которому можно было добраться до наблюдательного пункта батальона. Никаких русских им так и не встретилось. Теперь они двигались вниз по склону. Солнце грело им лица, но они почти не чувствовали его тепла. Они машинально передвигали ноги, словно те не принадлежали им. Штайнер подумал, что они с Крюгером сейчас напоминают ходячих мертвецов. Они сейчас не обращали никакого внимания на то, что день ясный, а солнце пригревает уже почти по-летнему.

Солдаты расположились на краю сада. По их лицам было нетрудно понять, что за несколько предыдущих часов им пришлось несладко. Голлербах отсутствующим взглядом уставился на Фабера, который сидел рядом с ним, закрыв глаза. К ним подошел Керн с солдатской фляжкой, но в следующий момент, выругавшись себе под нос, швырнул ее на землю.

— Пустая? — спросил Голлербах.

Керн отрицательно покачал головой и опустился с ним рядом.

— У всех пустые, — недовольно буркнул он. — А местную воду пить не хочу, сплошная грязь, в которой плавают трупы. Уж лучше помучаюсь жаждой.

— Придется подождать, пока сюда не подтянется полевая кухня, — заметил Голлербах.

Керн криво усмехнулся:

— Когда она сюда подтянется, нам уже ничего не будет нужно. Потому что к тому времени весь батальон можно будет накормить одной банкой тушенки.

Он бросил взгляд на гору.

— Вряд ли они сюда придут, — пробормотал он. — Если бы хотели, то уже давно были бы здесь. — Он повернулся к Фаберу: — Может, стоило их поискать?

— Слишком поздно, — ответил Фабер. — И ты сам это прекрасно знаешь. Русские были в окопе, а мы — без боеприпасов.

— Ни единого патрона, — поддакнул Керн.

Голлербах вздохнул.

— Никогда бы не подумал, что Штайнер получит пулю, — сказал он. — До сих пор в голове не укладывается.

— И у меня тоже, — мрачно согласился Керн. — Такой солдат, как он, должен был понимать, к чему все идет.

— Как же можно отдавать себе отчет в собственной смерти? — философски заметил Фабер. — Она приходит, как ночь. Стоит только между деревьев сгуститься сумеркам, как она тут как тут. И от нее никуда не спрячешься.