Железный тюльпан

И она поняла: вовсе не деньги движут миром, как ей казалось. Хотя и деньги тоже, да, но деньгами покупается то, что бьется под ребрами мира сгустком огня. Любовь, ревность и смерть — вот что на самом деле движет миром, делает людей зверями, зверей — людьми, серых мышек — преступниками, а преступников — милосердными богами.

Слева от Евгения Лисовского, во все глаза глядящего на красоточку Любочку, стояла, чуть выгнув грудь, яркая женщина. Очень яркая женщина. Такая яркая, что хотелось прищуриться. Пышные, мелко завитые — или вились сами?.. — иссиня-черные волосы. Широко, чуть раскосо, как у египтянок или креолок, стоящие черные глаза, с красными от вспышки, как у блудливой кошки, зрачками. Ярко-алое платье, цвета крови, одно плечо нагло открыто. Она смотрит на Евгения во все глаза. Так смотрят на тех, кого любят. Или кого хотят убить.

Кто это, Игнат? Это Рита Рейн. Известная танцовщица. Ха-ха, я тружусь над тобой рука об руку с Беловолком, делаю из тебя Любочку до конца, чтобы ты знала все ее окружение и не ударила в грязь лицом. Игнат лежал на ней, прижимая ее к горячей, сбившейся в комки отельной простыне. Хотел ее поцеловать — она отвернула голову. Трудись, трудись, может, я тебе и заплачу. Он хохотнул, сильнее вонзился в нее. Рита Рейн, в ней, кажется, есть какая-то испанская кровь, что ли… не помню, кажется, ее дед был латинос, а может, испанский мальчик, привезенный в Москву из какой-нибудь военной Малаги или Барселоны. Яркая баба, это да. Она протянула руку, лежа под ним, взяла журнал с тумбочки, поднесла к носу. Он вырвал у нее журнал из руки, смеясь. Эта Рита баба не промах. Весь мир со своими танцами объездила. Танцевала и в паре, отличный партнер у нее был, хорошенький такой мальчик, сладенький немного, но виртуоз, аргентинское танго, танцы фламенко, всякое такое. Деньги огребали лопатой. Рита хотела свою школу танца открыть в Италии. Уже договаривалась в Риме, как оно все будет. А мальчик возьми и сбеги. Но самое смешное не в этом. Самое — ухохочешься!.. — смешное было в том, что Женька от нее сбежал.

Как — Женька?.. Какой Женька?..

Брат мой, Женька. Он ее в Америке подцепил. Она тогда была замужем в Америке. Дернула с Женькой от мужа. Женька ей больше подошел, видать. Ну, мы с Женькой кобели известные. Она изогнулась под ним, лягнула его пяткой. Беглая жена, видишь ли, пожертвовала мужем ради любовника. А дальше что?.. А дальше то. Она-то в него влюбилась, а Женька с ней лишь поиграл. У нас, мужчин, так уж водится, сама знаешь. Вы нас — в брачную койку, а мы от вас… В другую брачную койку, так?.. Угадала. Женька бросил Риту ради Любочки. Потому что Ритка для него была игрушка. А Любку он полюбил. Полюбил, дурак. И женился на ней. Все честь по чести. Бедный парень. Он же не знал, что Любка лесбиянка.

Тебе и это известно?.. Мне известно все.

Пусти меня. Она оттолкнула его руками с силой, выскользнула из-под него, обтерла мокрое тело краем скомканной простыни. Схватила журнал. А это кто? Говори. Певец Люций. Какой лохматый!.. Она глядела на фотографию, а могла бы и не глядеть, она уже выучила все лица наизусть: полуголый, как из бани, с волосами, по-негритянски заплетенными в косички, блестевший в лучах римских фонарей, в брызгах фонтана всем мышечно-играющим, смуглым телом. Стоит за голым плечом Любы и жрет глазами колье на ее груди. Люций был на твоем последнем концерте. Он прибегал к тебе за кулисы. Да, вспомнила. Он расцеловал меня и шепнул мне на ухо, что у меня поменялся тембр голоса, что я зря провожу эксперименты с вокалом. А я шепнула ему, что вообще буду скоро менять амплуа. А он вытаращился: в оперу пойдешь, что ли?!.. Забавный. Расскажи о нем. Что рассказывать, вся Москва знает. Скандалист, позер, похабник, хулиган, одиозная фигура, в гостиницах на гастролях графины об стенку бьет, морды бьет метрдотелям, штрафы платит по штуке долларов. Красиво жить не запретишь.

А это кто?.. Черт, это же Григорий Зубрик. Гришка Зубрик, толстобрюхий банкир, у, урод недорезанный. Лицо Игната перекосилось. Дай сигарету! Он закурил, обдал ее дымом. Зубрик, сука, по прозвищу Громила. На фотографии его оттопыренное брюхо чуть не касалось бедра Башкирцевой. Одну руку Зубрик бесцеремонно положил на плечо Евгению. Друг?! Хорош друг. Я с ним дело имел. Больше не хочу. Игнат курил быстро, жадно затягиваясь. Бросил недокуренную сигарету в гостиничное блюдо, где стоял графин и два стакана. Наймет киллера запросто за гроши, за пару тысяч, если, не дай-то Бог, не состыковались из-за денег. У этого деньги — Бог. Бог и вся Вселенная, ну, и он сам. А люди — инструменты для добычи денег. Изломанные инструменты бросают. Кидают в огонь на переплавку. Швыряют в мусорное ведро. Бойся Зубрика. Бойся.