Железный тюльпан

Он так морщился на больничной койке, так нервно курил, так не хотел со мной обо всем этом говорить! Он тряс головой: «Ну что тебе, Любка, охота все это ворошить!.. Ну, выяснили мы все это с тобой раз и навсегда, и баста!.. Так нет же, тебя все тянет на прошлое, как муху на дерьмо!..» Выкуривая сигарету за сигаретой, я отворачивалась. Я старалась, чтобы он не видел моих глаз. Моих черных глаз вместо Любиных, зеленых.

«Что ты от меня хочешь?!.. Ты всегда была садистка, Любка, ты всегда мучила всех своих… — Он махнул рукой. — Хватит уже об этом, не то я… у тебя еще попрошу побрякушек… или денег… чтобы я продолжал молчать… а то я выдам тебя с потрохами!..» Я так пристально смотрела на него, что он смутился. «Ну, не выдам, не выдам… Не бойся… Мы же с тобой друзья, Любка… Мы же друзья… Столько раз вместе пели… И пили…»

Интересно, сколько раз я пила вместе с Люцием. Должно быть, много, если он хлопал меня, то и дело, здоровой рукой по плечу, как «своего парня». Интересно, спала ли я с ним?.. Черт знает, может быть, и спала. Теперь это уже все равно.

Мне важно было узнать, где моя дочь. Моя?! Дочь… Мои губы пропахли враньем. Мои губы так пропахли табаком, что потом Миша Вольпи, краснея, с осторожным упреком сказал мне: «Курево и спиртное — два пути, ведущие к полной потере голоса». А как же Шаляпин, он вон и пил и курил, встопорщилась я гневно. Миша пожал плечами: «Это было его личное дело. К роялю! Сейчас посмотрим, как работает дыхалка. Может быть, она вообще не работает». Я звучала по-прежнему свежо. Но безотказная машина все же дала сбой. Вольпи распел меня до верхнего «до», и я дала «петуха». «Ну, вот пожалуйста. Сегодня горячий чай с вареньем весь день, на ночь — горячее молоко с коньяком. Рецепт Образцовой. И молчать, молчать, молчать!»

Изабелла, дрянь, перестала изводить меня спартанским чудовищным тренажом. Я уже сделалась копией Любы. Я уже выворачивала ноги при ходьбе, как она, изгибала спину, как она, кичилась осиной талией, как она, усмехалась, щелкала пальцами, ела, хохотала, пела, как она. Вот интересно, целовалась и любилась я, как она, или все-таки иначе?