Железный тюльпан

А время мое шло. Отстукивало костяшками. Тук-тук, чак-чак. Восточные нунчаки клацали сухо. Время вызывало меня на бой. Железный Тюльпан, восточная загадка. Эпоха Чингисхана, дешевая подделка. Мне дают за него миллион. Миллион баксов. Я смогу удрать об Беловолка. Удрать после того, как ты сделала карьеру звезды?! Это Любина карьера. Не твоя. Попробовала бы ты сделать карьеру Аллы Сычевой. Посмотрела бы я на тебя, девочка.

Зубрика держать в голове. Зубрика и Бахыта держать на поводке. За Тюльпаном стоит тайна. Тюльпан отбрасывает огромную черную тень. В тени — из тьмы — из черноты — прямо на меня движутся, наплывают туманные, еле различимые лица людей. Лица накладываются друг на друга, как карты в игре. Лица улыбаются, скалятся, искажаются в плаче и крике, шевелят губами в просьбе и молитве, светятся глазами в ложной клятке, закрывают глаза во вранье и любви. Лица смотрят мне в лицо, перед тем, как убить меня. Уничтожить меня. Я не знаю этих лиц. Я не знаю имена этих людей. Мне предстоит их узнать. Не то я погибну. Этот Павел Горбушко, чтобы прославиться на весь мир, не остановится перед тем, чтобы заживо закопать меня. Сенсация! Мир помешан на сенсации. У всех на устах лишь одно слово: сенсация. «А вы не знаете?.. А вы не слышали?.. О, такая сенсация!..» Мир жрет жареных уток и ржет от удовольствия.

Я не дам себя сожрать. Они никогда не сгрызут мои косточки!

Рене не убивал. Люций не убивал. Зубрик. Почему он хочет купить Тюльпан так дорого. Почему. Зубрик знает тайну? Зубрик причастен к тайне? Зубрик хочет присвоить Тюльпан, чтобы раз и навсегда замести все следы, все улики?

— Юрий, скажи мне…

— Да, я слушаю тебя.

Алла стояла у зеркала, поправляя черный, круто закрученный локон на щеке. Продюсер копошился в бумагах — вчера он заключил три новых контракта на концерты Башкирцевой в Улан-Удэ и Улан-Баторе, ему надо было послать деловые письма в Мадрид и Лондон; и на Би-Би-Си, в гостинице «Рэдиссон-Славянская», его ждали, чтобы он показал новые записи Башкирцевой — хотели сделать передачу о ней и прокрутить фрагменты из ее нового альбома, записанного в Швеции. «О, у нее появилась новая манера!.. Это радует… Это настораживает… Это так необычно… Нам кажется, тенденция перейти на более хриплый и низкий тембр, на меццо-сопрано, на более… хм, откровенный, сексуально-блатной репертуар, вы не находите?.. От изысканного шарма „Шимми“ и „Шарабана“ — к одесской подворотне, к тюремному фольклору?..» Чертова девка. Ее природа из нее так и прет. Ему казалось, это она уже делает его и Изабеллу, а не они ее.

— Что замолчала?.. Говори быстро. Я занят.

— Скажи мне, где Любино алмазное колье в виде тюльпана? То, что… — Она сглотнула. — То, в котором Люба — на всех праздничных фотографиях?.. на всех концертных кассетах… В центре — алмазный цветок, по бокам — золотые листья с мелкими брильянтиками… Я рассмотрела… Она же его просто не снимала… Где оно?.. Почему ты никогда не даешь его надеть… мне?

— Не Любино, а мое. — Беловолк оторвался от бумаг. — Не Люба, а я!

— Ну хорошо. Где мое колье?

Она стояла перед его столом, заваленным бумагами, как снегом, надменно щурилась. Он потрогал щеку, заросшую щетиной. Еще успеть побриться.

— Я распоряжаюсь твоими драгоценностями. Я слежу за ними. Не беспокойся.

Усмешка прорезала его лицо.

— И все же где оно? Я бы хотела его завтра надеть.

— Какого… — Он остановил себя. — Зачем?