— Ого!.. тяжеленький… Как гирька… — Покачала в ладонях. — Это за него тебе хотели отвалить сумму?.. Да?.. За этот кусок железа?! — Она хмыкнула, недоверчиво зыркнула на Аллу. Ее румяные щечки затряслись от смеха. — Рассказывай мне сказки, мать. Так я тебе и поверила. За что тут лимоны-то отваливать. Тут и тонны баков жалко. Я бы и пятисот не дала, лучше б пропила-проела.
— Там алмазы внутри, — голос Аллы опять упал до хрипа. — Алмазы, слышишь.
— Чушь! — Анька вздернула толстый, кучкой, нос. Сложила губы трубочкой. — Кто тебе запулил такую утку? Какие алмазы? Где это — внутри? Оно что, твое железное яйцо, открывается, что ли?.. а ну-ка давай попробуем…
Анька склонилась, пыхтя, над Тюльпаном.
Алла села на корточки перед кухонным креслом.
Вдвоем они пыхтели и потели, силясь ногтями подцепить хоть один железный лепесток, нащупать пальцем хоть одну щель, чтобы разломить цельный шар надвое. Нажимали везде, где могли, мяли, крутили, давили, щупали, нюхали, ругались, чертыхались, матерились, смеялись. Алла закусила губу, едва не содрала ноготь, чуть не заплакала. Тюльпан не открывался. То, что взорвалось брызгами света в темной комнате Зубрика, должно быть, привиделось ей.
— Анька, — пробормотала она, зыдахясь, отводя со лба черную крашеную прядь, — Анька, это бесполезно. Он с секретом, собака. И мы его не знаем. Мы его не откроем, чертяку. Скорее он нас откроет.
— И вынет из нас наши жемчужины, да?.. — Акватинта снова зашлась в смехе, обессиленно сползла с кресла на пол.
— Ну давай еще попробуем! Вот здесь… кажется, здесь выступ…
Они возились с Тюльпаном, как с ребенком, еще час. Они сожгли в сковороде все мясо, хотя оно и стояло на медленном огне.