Железный тюльпан

— Ну я прошу тебя, Рита. — Он облизнул тонкие губы, куснул нижними зубами ус. — Это очень важно. Это очень важно для нас с тобой. Для нашего будущего. Есть подозрение… у Зубрика, у него нюх, у паразита, у него есть подозрение, что… что эта женщина… следит за нами. И следит не просто так. Что у нее есть цель. Какая? Мы не знаем. Нам нужно дать ей подножку. Не грубо. Мы сейчас не имеем уже права делать дело грубо. Надо делать ювелирную работу. Ювелирную, понимаешь?!.. И я прошу тебя. Нам эта баба позарез нужна. Ведь ничего такого. Ведь все очень просто. Прийти… и напугать. Только напугать. Богльше ничего. Ведь, черт побери, это же так просто, Рита!

Она прекрасно видела, как он волнуется, трясется. Что ж тебя как колотит-то, мужик, а?.. И вроде бы ты мужичок не из робких. Видывали мы с тобой, Бахытик, виды. Рита забросила мокрые волосы за спину, выгнулась, хрустнув пальцами сухих, изящных, как виноградные лозы, рук. Она откровенно любовалась волнением мужа. Она улыбалась. Она смеялась над ним.

Сложи рот печально, не показывай виду, что тебе весело.

— Что за баба такая?.. Вечно вы с Зубриком увязаете в бабах. Когда я за тебя выходила, я не думала, что ты будешь таким бабником.

Она вздрогнула, вспомнив, как, при каких обстоятельствах она выходила за Бахыта Худайбердыева замуж.

— Ты ее знаешь. Люба Башкирцева.

Рита расширила глаза. Волосы черными змеями полезли ей на лоб.

— Что-о-о-о?!

— Не устраивай мне скандал, пожалуйста. Погоди. Мы все обговорим спокойно. Да, это Люба. Только один вопрос, Рита. Один вопрос. Ты ведь у меня очень наблюдательная женушка. Очень. — Он наклонился к ней и осторожно погладил ее по смуглой руке, высовывающейся из белоснежного махрового рукава. — Как тебе кажется, Ритуля, Люба Башкирцева — настоящая или нет?

— В каком смысле? — Она воззрилась на него. Поднялась из кресла. — Ты что, выпил?..

Сощурилась. Вгляделась в его лицо, в дергающиеся губы, в моргающие нервно глаза.

— Я трезв как стеклышко.

Она вздохнула. Улыбнулась. Он, будто впервые, видел ослепительную яркость и смугло-победительное, южное коварство ее белозубой улыбки. Один зуб, глазной, уже был вставной, золотой.

— Я знала, что ты меня об этом спросишь.

— Так как?..

Ее черный, смоляной, большой, как у коровы, глаз блестел, как агат; Бахыт видел ее лицо вполоборота. Невозможно было понять, что она думает и чувствует. Она всегда безупречно владела собой.

— А никак. Ты глуп как пробка. Такие вопросы не задают. У меня ведь тоже может быть двойник, Бахыт. Как бы ты к этому отнесся? Убил меня?.. Женился бы на Рите Рейн номер два?..

Антикварные часы в гостиной, фирмы «Павел Буре» конца позапрошлого века, размеренно шуршали медным, круглым, как желто-лимонная Луна, позеленелым маятником.

Раздался стук. Десять вечера, Беловолка черт несет.

— Да! Я ложусь спать, между прочим! Завтра вставать полшестого, в восемь за мной приедет этот манекен из студии, а еще надо распеться и позавтракать!.. Ни минуты покоя!..

— Люба, — голос продюсера был странно сух и предельно вежлив. — Люба, тут к тебе госпожа Рейн. Что-то срочное. Извини, я тебя побеспокоил. Что-то важное, иначе я бы не стал…

Я не дослушала. Подскочила к двери и отворила ее так резко, что чуть не ударила ею Беловолка по лбу. Он еле успел отскочить.

— Рита? Давай ее сюда!

— Я у тебя не стюард, и ты не мисс Рокфеллер. Не зарывайся. — Он измерил меня презрительным взглядом. — Не ори, разбудишь Изабеллу, она сегодня у нас ночует. Рита! — крикнул он в полумрак анфилад, обернувшись, и отзвук голоса истаял в блеске зеркал, в матовости картин. — Проходите!