Так, еще одни. Я думала, с меня хватит Горбушко. «Мы» — кто это «мы»? Скорей всего, трио. Связка. Бахыт — Рита — Зубрик. Да, так и есть. Так, как они стояли там, на фотографии.
— Не проколюсь. Вот увидишь.
Я попятилась к столу. Оперлась рукой о стол. Уронила открытый пузырек с духами, духи вылились на полировку, закапали на пол. Рита раздула ноздри.
— О, душишься «Climat № 5», традиционно, но пдчеркивает вкус, хвалю. — Она шагнула к столу, мазнула по столешнице пальцем, понюхала, помазала себе за ухом. — Очаровательно, но мне не идет этот запах, слишком нежный. Я баба грубая. Я танцовщица. — Она шагнула ко мне ближе, и снова ее грудь почти уперлась в мою. — Я пахну потом денно и нощно. Потому что тружусь. Ты тоже трудишься, ты тоже знаешь, что такое актерский пот. Мы обе трудяги, значит, мы поймем друг друга. — Я смотрела на ее губы, чуть растрескавшиеся, пустынно-розовые, сухие, губы испанки Кармен, бразильянки с карнавала. — Ты, гусеница! — вдруг крикнула она, и я вздрогнула. — В этом мире все важное стоит больших денег. Тебе ведь нужны деньги, так?! Не отпирайся, я поняла это, мне Бахыт сказал! Нужны, да?!
— Что врать-то, — сказала я, стараясь не отводить взгляда от ее коровьих больших глаз. — Нужны.
— Всем нужны. Зачем они тебе нужны?! Говори!
Я сама не поняла, как у меня это вырвалось: я не хотела это говорить.
— Чтобы купить квартиру и мастерскую Канату Ахметову. Ты не знаешь его. Это один художник. Он был знаменитым, потом обнищал. И потом — уехать. Уехать к чертовой матери из этой страны. И жить где-нибудь…
— На Канарах, да? На Майорке?.. В Шри Ланке?!.. Откуда ты знаешь Каната Ахметова? Кто он тебе? Говори быстро!
— Вот еще, — я вздернула плечами, — все бы тебе быстро…
И быстро, стремительно, будто молния сверкнула, Рита выхватила из-за пазухи, из-за низкого корсажа, из-за правой груди, короткий узкий острый нож.
Такие ножи прятали в волосы девушки в японских борделях, чтобы, при случае, дать отпор приставучему клиенту. Такие ножи носили в прическах персидские женщины, чтобы отбиться от врага. Все это рассказал мне тогда ночью Канат. Он много всего знал про ножи. Про древние восточные ножи. Если б он не стал художником, он бы, наверное, стал оружейным мастером.
— Ага, ножичек, — хрипло сказала я, — ножи-ножички, ну, поиграемся.