Маруска была помоложе, лет пятидесяти, и каждый её взгляд Юва воспринимала как укол. Рыжие волосы были уложены в плотную причёску, напоминавшую лакированную чашу, уголки губ – опущены вниз в вечном недовольстве. Вместе они представляли собой всё то, с чем связывают гильдию чтиц крови: самодовольные и непреклонные, окружённые напускной аурой таинственности. Юве понадобилось много лет, чтобы научиться не замечать эту ауру. Сольде, жалких шестнадцати лет от роду, сожрут заживо.
Слова мамы болью отзывались в мыслях, но Юва сделала всё что могла: отдала Сольде то, что та хотела. Наследственные письма сожжены, ключ от письменного стола вернулся на место в тумбочке. Всё кончено. Оставалось только пережить бдение.
Если она и справится, то только благодаря Эстер, которая зашла к ней с вожделенной бутылкой ржаной водки. Вдобавок Юва уже залила в себя три кружки чая из клыкарышника и уже почти не слышала ударов собственного сердца, как будто умерла.
Страх притупился. Она оцепенела.
Рюгена она не видела со вчерашнего дня. Ничего странного, она ведь сама попросила его уйти, хотя и не ожидала, что он просто возьмёт и послушается.
Медленно, но верно дом Саннсэйров наполнялся людьми со всего Наклава. Многие по-разному трактовали баланс между скорбью по умершей и радостью за наследницу, который следовало соблюдать во время бдения по чтице крови. Такая двойственность даже Сольде давалось нелегко. Хотя, судя по всему, самое большое неудобство ей доставляла узкая юбка, из-за которой ей приходилось ходить мелкими шажками, поэтому использовать Сольде для каких-либо практических задач не представлялось возможным. Впрочем, она была полностью поглощена тем, что принимала поток поздравлений и соболезнований.
Огни, Маруска и их совсем взрослые дочери отняли у Сольде много времени, и её бледная, как у привидения, улыбка становилась всё напряжённее. Казалось даже, что она совершенно не понимает, как относиться к сестринству, частью которого мечтает стать. Лепесток Саннсэйров занял своё место в правящем трилистнике: Саннсэйр, Вольсунг и Аусте.
Юва очень старалась оставаться незаметной, и это оказалось несложным. Люди избегали говорить с ней больше, чем было необходимо. Они соболезновали, а глаза их бегали, поскольку речь шла не только о смерти, но и о потере дома и имущества. Юва перестала быть Саннсэйр и превратилась в волос в супе.
Она слонялась по дому и слышала удивительнейшие вещи. Лорн Сельвер, громкоголосый ярл и домовладелец, собирался вместе с другим сухарём из торговой гильдии оценить дом. Их чрезвычайно впечатлил чёрный зал с великолепной лестницей. Двое мальчишек дёргали и толкали стеклянный шкаф с чучелом ворона в надежде получить бесплатное предсказание, но ворон не сдвинулся с места.
Две женщины из Ведовской гильдии, Илия и Флу, стояли в зале, разглядывали мамины мрачные безделушки и рассуждали о том, что смерть в месяц Гита ни о чём не говорит. Лагалуна, наверное, уже рвёт саван из-за того, что не смогла покинуть этот мир в день весеннего равноденствия. А ведь в том случае, вполне вероятно, прекратилось бы течение весны.
Юва узнала маминого банкира, который сидел на скелетоподобной чугунной скамье с тарелкой кровавого печенья в руках, и ей показалось, что он смотрит на неё с подозрением. Знает ли он, что с наследованием не всё в порядке? Делилась ли Лагалуна с ним своими настоящими планами?
Можно подумать, она когда-нибудь рассказывала о своих планах…
Одни говорили, что смерть её наступила внезапно, другие утверждали, она болела и знала, что умрёт. Конечно. Она же чтица крови. Ходили слухи о пищевом отравлении, ведь именно такой диагноз поставил доктор Эмельстейн. Юве пришлось прикусить язык.
Она не болела, её убили вардари.
Об этом она уже вчера спорила с семейным доктором. Пищевое отравление? Когда в истории Шлокны кто-нибудь выхаркивал собственные лёгкие из-за несвежей рыбы?
Эмельстейн знал это и знал, кто несёт ответственность за случившееся, о чём ясно говорил его грустный взгляд. Он отставил в сторону сумку, сложил руки и сказал, что «неестественное отравление» в обязательном порядке означает, что некто совершил это действие.
Юва мгновенно поняла, что он пытается ей сказать. Для убийства требуется убийца, но никто не захочет связываться с вардари. В лучшем случае преступление окажется нераскрытым, в худшем закон прибегнет к простому выходу и обвинит её или, может, повара. Широкое толкование понятия «пищевое отравление» доктором Эмельстейном призвано было защитить их.
Эта тяжёлая, как камень, мысль тянула её вниз, ко всему увиденному и услышанному, ко всему мрачному и страшному. Потом Эмельстейн выдал ей клыкарышник и поинтересовался, как обстоят дела с сердцебиением и паническими атаками.
– Юфа…
Она вздрогнула. Броддмар произнёс её имя своим беззубым ртом, и в ней что-то оборвалось. Он привлёк её к себе одной рукой и дружески похлопал по спине. Он ни слова не сказал ни о маме, ни о том, как сожалеет.