Отряд увидел город на рассвете. Прошли мимо заброшенных ферм, где на полях ржавела старая сельскохозяйственная техника, миновали окраинные дома – одноэтажные, с большими дворами, нежилые, без стёкол в окнах, с провалившимися крышами.
- Молодцы. Быстро справились, - сказал Ибар. – Знал бы, что вы такие резвые, когда голодные, вообще бы жратву с собой брать запретил.
Когда колонна миновала ржавый указатель с неразборчивым названием, Табасу стало вдруг очень неуютно. Казалось, что из каждого чёрного оконного проёма на него смотрит ствол: полицейского, гвардейца, какого-нибудь местного бандита или дикаря. Тело сводило судорогой от настойчивого желания залечь и продолжать путь ползком.
Город был очень зелёным – и эта зелень пугающе контрастировала с пустотой и брошенными домами. Дорога, ставшая вдруг узкой и извилистой, пролегала в тени высоких старых тополей, во дворах росли целые сады, однако деревья были больными, сухими и неухоженными, без единого плода на ветке: только чёрные сморщенные гнилушки неопределённого вида. Табас в числе первых отправился на разведку в один из садов, но так и не смог найти ничего съедобного. Горсть микроскопических зелёных груш не в счёт, поскольку они подходили исключительно на роль сувениров.
Отряд инстинктивно сбился в кучу и замедлил шаг. Двигались осторожно, напряжённо осматриваясь. Головной дозор и замыкающие подошли ближе, Табас мог достать рукой до рыжего затылка Хутты, который снял автомат с предохранителя и водил стволом туда-сюда, высматривая возможные неприятности.
Город словно дышал неприязнью. Провалы окон, двери, заколоченные трухлявыми досками, деревья, шелестевшие кронами от горячего южного ветра – тут было спокойно, очень спокойно, но всё равно холкой Табас чувствовал чей-то взгляд. И, похоже, не он один. Люди тут точно были.
Центральная улица так и не порадовала наличием асфальта: он сохранился лишь кое-где в виде огромных серых каменюк, истерзанных солнцем и временем. После нескольких значительных изгибов дорога, наконец, соизволила вывести их к центру. Двух и трёхэтажные кирпичные многоквартирные общежития тоже зияли чёрными провалами незастеклённых окон.
Ибар дал знак остановиться, и команда встала, озираясь, у последнего заброшенного деревянного дома – с поваленным забором, забитыми окнами и ржавым микроавтобусом во дворе. Чуть поодаль центральная улица раздавалась в стороны, образовывая небольшую, то ли площадь, то ли парк – отсюда было не разобрать. Там находился памятник, больше похожий на надгробие – грязно-жёлтый, словно вырубленный из цельного куска самой пустыни, с неразборчивой надписью.
Рядом с ним брала начало узкая улочка, отличавшаяся от остального города высокими металлическими заборами, выкрашенными во все оттенки красного: от тёмно-бордового до яркого, как артериальная кровь. Над ними возвышались вторые и третьи этажи особняков и аккуратные крыши, крытые черепицей. Табас был готов отдать руку на отсечение, что уж в этих-то хоромах точно кто-то есть.
- Что будем делать? – первым решился подать голос Нем.
- Что-что… - передразнил его Ибар. - Стучаться.
Отряд осторожно миновал площадь, прижимаясь к стенам и стараясь не выходить на открытое пространство. Наёмник решительно подошёл к первому забору – вишнёвому, с висевшим на калитке почтовым ящиком, которым не пользовались уже лет двести.
Два коротких стука:
- Хозяева! Есть кто дома?
Тишина в ответ, никто не шевелится.
Ибар скривился, пробормотал себе под нос какое-то короткое слово и снова постучал, в этот раз громче.
- Хрен ли столпились? – тихо ругнул он бойцов, которые его окружили и уставились на калитку как бараны. Люди тут же исправились и отвернулись.
За забором по-прежнему было тихо, и Табаса это ужасно напрягало, он уже дрожал, как в лихорадке, от предвкушения чего-то плохого.
- Тишина… - сказал Ибар, готовясь постучать в третий раз. Табас, которого буквально распирало от плохих предчувствий, прервал его.
- Слушай, давай отойдём, - он взял Ибара за плечо, и тот уже повернулся для того, чтобы дать гневную отповедь, как вдруг верх калитки взорвался веером щепок, а на том месте, где только что находилась голова наёмника, зияла огромная дырка.
- Контакт! – первым закричал Табас, падая в пыль. Ушиб от попадания пули отозвался резкой болью в груди. Юноша хотел дать отпугивающую очередь по забору, но забыл снять автомат с предохранителя и, чертыхнувшись, щёлкнул переключателем.
В правый глаз попала какая-то дрянь, отчего целиться стало просто невозможно. Выругавшись, наёмник всё-таки нажал на спуск и высадил в калитку почти половину магазина. Только когда отгремели его выстрелы, он понял, что пули летят отовсюду.
«Засада!» - мелькнула лихорадочная мысль, заставившая перекатиться вправо, под какое-никакое, а прикрытие забора.
Ибар уже рычал, пытаясь командовать, но его никто не слушал – гавканье ружей и свист дроби заставили людей в панике повалиться на землю и расползаться кто куда.