Железный занавес. Подавление Восточной Европы (1944–1956)

Проблема западной музыки и западной молодежной моды была для восточного блока вечной. Особую актуальность она приобрела после сенсационной записи песни Rock Around the Clock, достигшей Восточной Европы в 1956 году и ознаменовавшей пришествие рок-н-ролла. Но к тому моменту коммунистические режимы прекратили борьбу с поп-музыкой. Джаз после смерти Сталина стал легальным, по крайней мере в некоторых странах. Правила, касавшиеся ношения одежды, были смягчены, а Восточная Европа постепенно обзавелась собственными рок-группами. По словам историка, битва против западной поп-музыки «была проиграна Восточной Германией еще до строительства Берлинской стены». Точно так же ее проиграли и в других социалистических странах[1225].

Для взрослых, которые в эпоху «разгула сталинизма» должны были держаться за свои рабочие места и содержать семьи, броские наряды не являлись приемлемой формой протеста, хотя в некоторых профессиях допускалось и это. Марта Стебницкая, актриса, которая делала профессиональную карьеру в Кракове, в 1950-е годы прилагала немалые усилия, совершенствуя собственные шляпки[1226]. А Леопольд Тырманд, польский джазовый критик, обожавший узкие галстуки и цветные носки, тоже был для многих взрослых образцом стиля.

Но те взрослые, кто не мог или не хотел вызывающе одеваться, тоже умели выражать недовольство существующим положением вещей. Они, например, могли рассказывать анекдоты. При коммунистических режимах этот разговорный жанр был настолько повсеместным и разнообразным, что о нем написаны целые тома, хотя в самом использовании шуток в качестве формы пассивного сопротивления нет ничего нового. Еще Платон писал об остроумном развлечении, а Гоббс отмечал, что шутка зачастую ставит шутника выше объекта своих насмешек. По словам Джорджа Оруэлла, «каждый анекдот — это тихая революция». В коммунистической Восточной Европе, где было не так много возможностей выразить недовольство властью или ощутить превосходство перед ней, а желание подорвать установленный порядок оставалось одновременно и неодолимым, и запретным, анекдот процветал[1227].

Анекдот выполнял разнообразные функции. Самую главную из них наиболее точно обозначил советский диссидент Владимир Буковский, по словам которого «упрощение, производимое анекдотом, изобличает нелепость всех пропагандистских трюков… В анекдотах можно найти то, о чем не пишут в газетах, — это подлинное мнение людей о происходящем»[1228]. Хороший анекдот помогал рассказчику громко озвучивать истины, которые невозможно было бы обсуждать иным образом, например тот факт, что Советский Союз покупает польский уголь и прочие польские товары по ценам намного ниже рыночных: «Идут переговоры между Мао и Сталиным. Китайский лидер просит советского вождя о помощи: „Нам нужны миллиард долларов, 50 миллионов тонн угля и много-много риса“. Сталин оборачивается к своим советникам: „Доллары — ладно. Уголь — хорошо. Но где Берут достанет рис?“»[1229]

В анекдотах также комментировалось и то, что польскую армию в 1950-е годы возглавлял советский генерал с польской фамилией: «Почему Рокоссовский стал маршалом польской армии? Потому что переодеть одного русского в польскую униформу гораздо дешевле, чем переодеть всю польскую армию в советские мундиры».

Не остался без внимания и тот факт, что даже творческим людям приходилось приспосабливаться к коммунизму: «Какая разница между художниками — натуралистами, импрессионистами и социалистическими реалистами? Натуралисты рисуют то, что видят; импрессионисты — то, что чувствуют; социалистические реалисты — то, что им прикажут».

Наконец, в анекдотах улавливалось и то, что даже верноподданным гражданам было весьма непросто принимать непопулярный режим: «Два друга прогуливаются по улице. Один спрашивает другого: „Что ты думаешь о Ракоши?“ — „Я не могу говорить здесь, — следует ответ. — Пойдем со мной“. И они скрываются в переулке. „Ну, теперь говори, что же все-таки ты думаешь о Ракоши“, — повторяет свой вопрос первый из друзей. „Нет, не здесь“, — говорит его собеседник, и они заходят в подъезд жилого дома. „Ну, теперь отвечай“. — „Нет, пока не могу — тут небезопасно“. Они спускаются в подвал. „Ну сейчас-то можно?“ — настаивает первый. „Ладно, — отвечает второй, нервно озираясь по сторонам. — Наш руководитель вполне мне нравится“».