Тем не менее в период второго советского вторжения Армия Крайова отнюдь не выступала в качестве сугубо антикоммунистической организации. По сути, это была антинацистская и антифашистская сила, сформированная в 1942 году в качестве вооруженного крыла польского движения Сопротивления. Антифашизм оставался едва ли не единственным политическим чувством, объединявшим ее бойцов, среди которых были члены социалистических, социал-демократических, националистических и крестьянских партий. В свои лучшие времена Армия Крайова насчитывала 300 тысяч вооруженных партизан, что делало ее второй партизанской армией Европы после югославской — по крайней мере до того момента, пока партизаны и подпольщики после высадки союзников в Европе не активизировали свою деятельность во Франции. В правовом плане Армия Крайова подчинялась законному правительству Польши, находящемуся в эмиграции; благодаря этому обстоятельству она, в отличие от других малочисленных потоков польского Сопротивления, была легитимно связана с довоенной Польшей[296]
.Сама Армия Крайова исходила из той предпосылки, что ее руководители, подобно сторонникам де Голля во Франции, будут играть важную роль при формировании послевоенного временного правительства. Ее солдаты вполне справедливо рассматривали себя в качестве «союзников» британских, французских, советских воинских формирований. Столкнувшись с перспективой неминуемого прихода Красной армии, Армия Крайова была готова мобилизовать свои силы против отступающих немцев и начать тактическое взаимодействие с советскими войсками. С октября 1943 года ее подразделения имели приказ не воевать с красноармейцами; тогда командование Армии Крайовой настояло на том, чтобы лондонское правительство вынесло «исторически очевидное» решение по данному вопросу[297]
. Командирам ее партизанских отрядов приказали самостоятельно вступать в контакт с советскими войсками и оказывать им максимально возможное содействие в боях с немцами[298]. Им также было предписано сосредоточиться на освобождении городов, что впоследствии должно было обернуться политическими преимуществами[299].Первые контакты проходили довольно гладко. В марте 1944 года офицеры передового разведывательного отряда Красной армии, встретившись с командирами 27-й пехотной дивизии Армии Крайовой, договорились о совместной операции по освобождению Ковеля, довоенного польского города, ныне находящегося на территории Западной Украины. Поляки согласились передать свои подразделения под советское командование, а красноармейцы, со своей стороны, изъявили готовность помочь им оружием и признать их политическую самостоятельность. На протяжении трех недель польские и советские солдаты сражались плечом к плечу, освободив несколько деревень и понеся тяжелые потери[300]
.Если бы политические устремления Советского Союза были иными, этот эпизод мог бы послужить образцом для дальнейшего сотрудничества. Но все закончилось скверно. В июле командующий польской дивизией в регионе подтвердил желание взаимодействовать с Красной армией, но одновременно заявил, что с новым, только что учрежденным в Люблине и возглавляемым коммунистами Польским комитетом национального освобождения он действовать не собирается. Кооперация закончилась: дивизия была немедленно окружена советскими войсками и разоружена. Некоторых ее бойцов арестовали, а других вообще отправили в лагеря[301]
. Взаимодействие, предательство, разоружение, арест — в дальнейшем этот путь повторялся во многих соприкосновениях Красной армии и Армии Крайовой[302].По мере того как вторжение Красной армии в Польшу весной и летом 1944 года набирало обороты, ее отношения с Армией Крайовой привлекали все большее внимание советского руководства. Лаврентий Берия, жестокий и двуличный шеф НКВД, ежедневно представлял Сталину подробные доклады о ситуации в Польше. Причем делалось это в таких выражениях, которые призваны были обеспокоить советского вождя. Например, 29 июня 1944 года Берия представил Сталину список «польских банд» (им нарочито использовалось слово с явным криминальным оттенком), которые готовились к боевым действиям в «Западной Белоруссии» — на бывшей польской территории, в 1939 году оккупированной СССР. Эти банды, писал он, «организованы по тем же принципам, что и в довоенной Польше», то есть в капиталистической, аристократической и враждебной Советскому Союзу стране. Министр злобно подчеркивал, что польские формирования поддерживают «прямые связи с военными кругами польского правительства в Англии». Позже он также указывал, что иногда они даже встречаются с лондонскими эмиссарами: это должно было означать, что части Армии Крайовой служат инструментами западного влияния. Согласно подсчетам Берии, в регионе тогда находилось от 10 до 20 тысяч вооруженных партизан, к которым он относился с нескрываемым подозрением[303]
.