По-видимому, советским войскам поручался также и розыск немцев, которых, как их предупреждали, в Венгрии будет очень много. На практике это означало, что люди с фамилиями, похожими на немецкие — а в бывших владениях Габсбургов таких было много, — немедленно превращались в военных преступников. Йожеф Реваи, ставший впоследствии одним из ведущих венгерских коммунистов, жаловался Ракоши, что у советских солдат есть, вероятно, «фиксированные квоты» на задержание немцев. Поэтому, говорил он, красноармейцы рассматривают в качестве немцев «и тех, кто ни слова не знает по-немецки — в число интернированных попали даже известные антифашисты»[362]
. В результате такой политики 140–200 тысяч венгров были арестованы и депортированы в Советский Союз после 1945 года. Большая часть из них очутилась в лагерях ГУЛАГа[363].Но многие интернированные оставались в Венгрии. Заключение без суда было распространено и в конце 1930-х годов, но теперь эта практика значительно расширилась. Для рассмотрения дел тех лиц, кто сотрудничал с нацистами, были созданы «народные суды». Некоторые из этих процессов превратили в громкие общественные события в надежде, что они просветят венгров относительно преступлений прошлого. Но уже в то время наблюдатели отмечали, что простые венгры относились к этим процессам пренебрежительно, считая их «справедливостью победителей». Спустя несколько лет некоторые приговоры, вынесенные по громким делам, были пересмотрены на том основании, что «пришло время отказаться от карательного уклона»[364]
.Справедливыми их тоже не считали. Хотя заключение под стражу и последующее судебное разбирательство номинально осуществлялись под венгерским контролем, было общеизвестно, что НКВД оказывает давление на суды. По воспоминаниям венгерского политика, Александр Белянов, советский чиновник, курировавший в Венгрии вопросы безопасности, отчитывал его за медленный ход судебных процессов: «Он настаивал на том, чтобы народные трибуналы работали быстрее, и критиковал их за излишнюю говорильню. Он требовал, чтобы приговор объявлялся сразу после речи государственного обвинителя. Я ответил ему, что мы изучали опыт советского правосудия и знаем, что в политических процессах принято заслушивать свидетелей публично. Он зловеще ухмыльнулся, обнажив большие желтые зубы, такие как у тигра…»[365]
Собственное судопроизводство было и у Красной армии, которая проводила судебные заседания на элегантной вилле австрийского городка Баден, находившегося неподалеку от Вены. Здесь никто и не вспоминал о венгерском суверенитете: как и в Германии, советские военные трибуналы выносили гражданам Венгрии, обвинявшимся в политических преступлениях, приговоры по статье 58 УК СССР[366].Число обвиняемых было велико, а обвинения были крайне разнообразными. Серия секретных инструкций предписывала новой венгерской полиции подвергать аресту среди прочих бывших членов ультраправых движений, включая партию «Скрещенные стрелы», которая управляла Венгрией в последние дни войны, с октября 1944-го по март 1945 года; офицеров, служивших при адмирале Хорти, то есть с 1920 года до прихода «Скрещенных стрел»; а также владельцев кафе, баров, табачных лавок, парикмахеров и всех прочих, кто, согласно еще одной безбрежной формулировке, «в силу своих регулярных контактов с публикой способствовал распространению фашистской пропаганды» (курсив мой. — Э. Э.). На практике риску подвергался всякий, кто работал на любое довоенное правительство, политического деятеля, партию или просто позволял себе позитивные высказывания в их адрес. НКВД и новые спецслужбы имели также списки молодых людей, состоявших в рядах полувоенной молодежной организации, созданной Хорти; их начали выслеживать так же, как выслеживали членов гитлеровских молодежных объединений. В целом венгерская и советская тайная полиция в 1945–1949 годах интернировала около 40 тысяч венгров. Только в окрестностях Будапешта новый режим построил шестнадцать лагерей для интернированных лиц, способных принять 23 тысячи задержанных[367]
.