Утром 4 сентября депутаты Законодательного корпуса собрались на экстренное заседание для определения состава нового правительства. Республиканская оппозиция потребовала ниспровержения власти Наполеона III. Однако она в неменьшей степени опасалась разгона Парламента и перехода столицы под власть улицы. Напротив Бурбонского дворца, в котором разгорались жаркие дебаты, на другом берегу Сены с утра стала собираться толпа парижан, подогретая рассказами о столкновениях с полицией накануне вечером. Стянутая к зданию конная жандармерия и регулярные войска особой решимости не демонстрировали, деморализованные последними известиями и вполне сочувствуя общим настроениям. Не желали в сложившейся ситуации неопределенности отдавать решительные приказы к разгону толпы и командиры, включая самого военного министра Паликао[487]
. Что до военного губернатора столицы Трошю, то он прямо заявлял о невозможности рассчитывать на штыки против народа[488].Поначалу субботний погожий день настраивал манифестантов на вполне миролюбивый лад. В толпе, как не без удивления отмечал генерал Трошю, было много женщин и детей. Однако к двум часам дня собравшихся, число которых оценивалось от 100 до 150 тыс. человек, начало охватывать нетерпение. Угрозы солдат применить оружие были действенны только первое время, а затем лишь способствовали озлоблению и решимости противостоявших им[489]
. Толпа стала напирать, заставив снять первую линию оцепления на мосту Согласия. Стало ясно, что кавалерия уже не сможет рассеять столь плотную массу народа и попытка атаки лишь вызовет открытое восстание. Толпа прорвалась на набережную непосредственно перед зданием Парламента, путь к которому все еще преграждала цепочка войск.За ограду перед зданием вместе с прибывающими журналистами и другими допущенными на заседание лицами, между тем, постоянно просачивались все новые любопытствующие. Воцарившейся сумятице сильно поспособствовали прибывшие к зданию отряды национальной гвардии из «буржуазных» кварталов. Несмотря на отсутствие формы и оружия, они были пропущены. В какой-то момент ворота попросту остались открытыми и массы парижан устремились внутрь, оттеснив выставленную стражу. «Двор, оба парка, все кулуары, все залы, — свидетельствовал республиканец Жюль Симон, — были наводнены народом. Люди стремглав бросились к лестницам, дрожавшим под тяжестью ног… Со всех сторон раздавались возгласы: „Долой империю! Долой Законодательный корпус! Да здравствует республика!“»[490]
Когда толпа отыскала наконец путь в зал заседаний, она обнаружила там не более двух десятков депутатов. Остальные парламентарии в тот момент дебатировали состав нового правительства, разойдясь по комиссиям. В воцарившемся хаосе депутатам-республиканцам удалось перехватить инициативу у довольно немногочисленных сторонников радикальных революционных действий и увлечь за собой толпу в городскую ратушу. Здесь они поспешили объявить Вторую империю низвергнутой, а себя — временным республиканским правительством «национальной обороны»[491]
.Революция свершилась без единого выстрела, вызвав в столице взрыв энтузиазма. Дочь писательницы Суонтон-Беллок писала матери: «Смена власти свершилась словно во сне. Утро страна встретила полновластной империей, вечер — абсолютнейшей республикой <…> Я видела своими глазами, как регулярные войска бросали ружья в руки национальной гвардии и огромная толпа обнималась и плакала на бульварах»[492]
. В тот же день императрица Евгения бежала в Лондон, где она должна была воссоединиться с сыном-наследником, отвергнув даже мысль об отречении.Легкость, с которой «бархатная революция» 4 сентября увенчалась свержением Империи, почти сразу же породила среди бонапартистов мысль о заговоре, в который были втянуты республиканские депутаты, часть функционеров и военных (главным образом, генерал Трошю). Однако современные исследователи не склонны поддерживать эту версию. Поведение самих республиканских депутатов во главе с Жюлем Фавром и Леоном Гамбеттой ясно показывало желание получить власть не от восставших, а из рук Парламента, с соблюдением всех законных процедур. Хотя в толпе и присутствовали решительно настроенные сторонники революционера Огюста Бланки, они были слишком немногочисленны, чтобы направить ход событий, развивавшихся вполне спонтанно. Собранных для защиты Бурбонского дворца сил (более 5 тыс. солдат и жандармов), как показывал опыт предшествующих лет, было вполне достаточно. Однако, как подытоживает Фабьен Кардони, «Империя пала столь стремительно по большей части потому, что она уже была мертва в сердцах солдат, призванных ее защищать»[493]
.