Желтая лихорадка

— Да что ты, что ты! У меня же все есть.

Но Фери все равно запихивает бумажки в мамину сумочку. В сумочке уже все приготовлено: паспорт, билет на самолет, чистый носовой платок. И небольшая картонка, на которой крупными буквами написано: «WANT TO BUDAPEST. PLEASE HELP ME!»[20]

На тот случай, если мама заблудится в аэропорту или самолет сделает промежуточную посадку во Франкфурте. Потому что мама уже восьмой раз у них в Париже, но так и не выучила ни слова ни по-английски, ни по-французски, ни по-каковски.

В двух маминых чемоданах бесчисленное множество подарков. Фери, Иветта и две девочки — Сусу́ и Бебе́ — посылают их своим венгерским родственникам: Яни-старшему, Яни-младшему, Агнеш, Еве, Гезе и тетушке Илоне. Шоколад, колготки, шариковые ручки, бананы, семейные фотографии. Мама уезжает домой 20 декабря. Чтобы самой вовремя успеть на рождество и чтобы Иветта успела сделать уборку, и тогда комната мамы снова станет комнатой Сусу. Сусу одиннадцать лет. Бебе — девять. В августе они всякий раз со слезами вспоминают, что им нужно на три с половиной месяца поселиться в одной комнате, потому что из Венгрии приезжает погостить бабушка. Венгерская бабушка приезжает каждый год 1 сентября и остается до 20 декабря. Она привозит с собой нарядные венгерские куклы «мате» и венгерскую колбасу салями.

Сейчас, конечно, уже трудно установить, кто придумал такой порядок, что бабушка Чапларне живет от рождества до пасхи у дочери Агнеш, после пасхи уезжает в Шомошбаню, там проводит весну и лето, а 1 сентября приезжает к своим парижским внучкам. Но так заведено, и теперь уже никому не приходит в голову что-то менять. Втайне бабушка надеется, что однажды Фери скажет: «Ну что ты, мама, проведи с нами вместе праздники, посмотришь разок на настоящее французское рождество». Или Илона вдруг скажет: «Так хорошо осенью дома, поспевают груши и сливы, успеешь ты и в октябре поехать в свою Францию…»

Когда она впервые навестила Фери, Сусу было еще три годика, а Бебе шел второй. Иветта тогда наперед радовалась: вот приедет свекровь, поможет нянчиться с детьми, искупает, покормит. Фери написал ей тогда длинное письмо: приезжай, мама, не на неделю, не на две, а оставайся у нас по крайней мере до рождества. В аэропорту ее встречали Фери, Иветта и две малышки. Усадили ее в огромный автобус и покатили по оживленным, забитым машинами бульварам в красивый зеленый район. Иветта объясняла, Фери переводил: здесь хороший воздух, и живут состоятельные люди, это престижный район, но земельные участки очень дорогие. В закоулках квартиры Чапларне и на четвертый день еще могла заблудиться. В ее комнате — ее собственной комнате! — был радиоприемник и телевизор и даже кресло-качалка, а посреди стола на огромном блюде лежали апельсины, бананы, каждый день — свежий виноград. «Чувствуйте себя как дома!» — говорила Иветта, и Фери переводил. Фери взял тогда на три дня отпуск. «Переведи маме, что с того дня, как мы поженились, у тебя еще ни разу не было подряд три дня выходных», — сказала Иветта. И все три дня возила маму по Парижу. Показала ей Нотр-Дам, знаменитую Сену с мостами и памятниками. Показывала Триумфальную арку, сверкающие огнями проспекты и говорила: «Это Париж, здесь живу я, и вы много раз станете бывать у нас, хорошо?»

На четвертый день Фери пошел на работу, а Чапларне решила помочь невестке. Но они не понимали друг друга, только смеялись и показывали пальцами, и мама никак не могла понять, зачем так много на кухне разных машин. Она намылила пеленки, а Иветта и хохотала, и плакала от обиды, ведь это были одноразовые бумажные пеленки, а для остального — вон она, стиральная машина; смотрите: этим кружочком надо установить программу, их здесь всего восемнадцать, вот эти порошки для тонких вещей, а так машина регулируется… Но приехавшая из венгерской степи бабушка не смела ни к чему притронуться, она не знала, для чего сменный мешочек к пылесосу, не умела пользоваться соковыжималкой. По ночам Иветта жаловалась Фери, что ей и без того хватает забот, что ей хотелось бы, чтобы свекрови было у них хорошо, но она в постоянном страхе, как бы с ней чего не случилось, того и гляди засунет руку в центрифугу…

«Хорошо, дорогая, я попрошу маму, чтобы она больше ни до чего не дотрагивалась. Пусть лучше присматривает за детьми, когда тебе понадобится отлучиться из дому».