Желтая линия

Служба досталась нетяжелая. По утрам мы ходили по домам с разрядниками и выгоняли ульдров на улицу, где заталкивали их в вагончики и отправляли на шахту. Занятие во всех смыслах гнусное, однако очень бодрит перед началом дня.

Днем же приходилось просто прогуливаться по улицам и наказывать электрическими разрядами слишком шаловливых «детей природы». Ивенки в этом поселке тоже были, но их держали в закрытых охраняемых секторах. Любые попытки ассимилировать два народа неизменно кончались массовыми драками, брызгами крови на стенах и клоками выдранных рыжих волос повсюду.

За несколько дней я здорово осмелел и привык к своей роли. Я уже мог, не задумываясь, влезть в толпу дерущихся ульдров и разбить им физиономии дубинкой. А иногда достаточно было только состроить свирепую рожу и заорать погромче, и они разбегались сами. Я их не боялся, а только ненавидел. И чем больше ненавидел, тем меньше боялся.

Мой танковый магнитофон ждал своей очереди в ранце. Как-то раз Отон-Лид на целый день уехал на основную базу, оставив вместо себя Нуя. Само собой, договориться с Нуем о небольшой отлучке было легко.

Я подошел к воротам охраняемого сектора и позвал охранника. Мне повезло – из будки выглянул тот самый Лиус, с которым меня знакомил кладовщик Фил. Лиус почесал лоб, всматриваясь в мое лицо, и наконец узнал.

– Зря пришел, – с искренним сожалением проронил он. – Здесь девочек не выпускаем, условий нет. Приходи деньков через шесть-восемь, ребята хотят тут одну будку приспособить.

– Мне не девочку, – сказал я. – Мне надо поговорить с кем-нибудь из пленных.

– Поговорить? – Он удивился и даже, кажется, насторожился. – Зачем с ними говорить?

Мне пришлось трясти магнитофоном и заводить басню о моей старой профессии собирателя звуков. Лиус слушал с таким замешательством, что меня чуть смех не разобрал. Я вытащил из ранца лоток с лепешками из червячной пульпы и пару бутылочек.

– Вот, сувенир от болотной пехоты.

– Ну, дело твое, – махнул рукой Лиус, приняв взятку, но не перестав удивляться. – Заходи в зону, говори, с кем хочешь.

Высокие ворота из железной сетки приоткрылись, впуская меня в мир ивенков. Здесь все было таким же, как на главной базе, – тропинки, скамейки, приземистые здания, молчаливые и неторопливые заключенные. На меня почти не обращали внимания, пока я шел. Охранники с вышек молча глядели мне вслед.

Я бродил достаточно долго, не зная, где остановиться и к кому обратиться со своим странным желанием. Вообще, была надежда, что они сами ни с того ни с сего запоют, как прошлый раз. Мне ужасно не хотелось их о чем-то просить.

Наконец я увидел очень старого ивенка, заросшего седой бородой, морщинистого и сутулого. Он неподвижно, как восковая статуя, сидел на скамье и смотрел перед собой. Рядом были дети – несколько мальчишек. Они тоже сидели тихо, не играя и не балуясь.

У кого еще просить о народных песнях, если не у стариков? Я вежливым кашлем попробовал привлечь к себе внимание, но старик не шевелился.

– Эй! – Я тронул его плечо, и он наконец поднял глаза – прозрачные, блеклые, как выцветшая гимнастерка.

– Вы не могли бы для меня спеть? – вежливо проговорил я, чувствуя себя полным идиотом.

Я надеялся, что старик мудрый, что он проникнется сочувствием ко мне – любопытному собирателю фольклора, который, невзирая на войну, хочет сохранить для потомков сказания древнего народа. Или не древнего, какая разница?

Старик некоторое время разглядывал меня с тревогой и недоверием. Потом он произнес несколько резких, отрывистых слов и снова отвел взгляд, словно я перестал существовать.

– Я говорю, спеть... – пробормотал я, показывая магнитофон. – Вот сюда. Просто на память...

Старик опять посмотрел на меня, потом повернулся к мальчишкам и что-то им крикнул, махнув рукой. Те встали, отошли на несколько шагов и снова уселись на траву.

– Нет-нет, это совсем не опасно! – воскликнул я, но меня никто не слушал.

Старик молчал. Я тоже молчал, кусая губы от огорчения. Что теперь делать – уходить? Пришел злой цивилизатор, погрозил железной коробочкой, наговорил каких-то слов, детей напугал... Отлично пообщались, нечего сказать.

Я после недолгого раздумья позвал охранника.

– Как мне с ним говорить, он ничего не понимает?

– Все он понимает, – усмехнулся Лиус. – Он не хочет разговаривать на твоем языке. Ты должен знать его язык.

– Ни фига себе, заявочки! – разозлился я. – И что мне делать?

– Не знаю, что делать. Могу, конечно, ногой в живот ударить, но ведь не поможет. Они такие – не хотят, значит, не заставишь.

– И что, нет никого, кто может с ними поговорить?

– Почему же никого? Я могу немножко.

– Так что ж ты мозги мне морочишь! – Я разозлился еще больше. – Давай, переводи, пусть дед споет мне песню.

– Песню... – Лиус озадаченно почесал ухо. – Как же это... Да, бывает, они тут начинают выть, не остановишь. Подожди, сейчас...

Он начал с большим трудом выдавливать какие-то звуки, то и дело замолкая и почесывая макушку. Старик слушал, но даже не смотрел на нас. Его сощуренные глаза глядели мимо. Я тайком начал крутить вал магнитофона – лучше позаботиться заранее.