Желтая жена

– Целая куча имен, – пробормотала Матильда заплетающимся языком и склонила голову мне на плечо. Через мгновение я услышала ее ровное дыхание: измученная женщина наконец уснула.

Но мне не спалось. Сидя в душной хижине, я ждала рассвета и думала о доме: утром я, как обычно, отправилась бы в курятник собирать свежие яйца, затем принесла бы их на кухню тетушке Хоуп. Подождала, пока та приготовит завтрак, и подала бы его в столовую. Но меня похитили из дома, грубо разлучив со всем, что было мне дорого. И все же, если я хочу выжить, нельзя предаваться отчаянию, нельзя позволить ему затопить разум.

Незадолго до рассвета дверь распахнулась, на пороге появился мужчина. Он был аккуратно одет и чисто выбрит и вел себя по-хозяйски уверенно.

– Все на выход! – скомандовал незнакомец.

Мужчина говорил отрывисто, с непривычным для моего уха резким акцентом. Вероятно, он был выходцем с Юга, откуда-нибудь из Нового Орлеана. Мы поднялись и один за другим начали выбираться из тесной хижины. Хозяин пересчитал выстроившихся в шеренгу невольников: сорок мужчин и двадцать одна женщина, всего шестьдесят один человек. Прибывших вместе со мной развязали, а затем вновь привязали к тем, кого доставили раньше: одним концом веревки нам стягивали запястья, а второй накидывали петлей на шею. Пока шла сортировка рабов, я старалась держаться рядом с Матильдой, в результате она оказалась привязана позади меня. Элис находилась в конце другой связки. Покончив с женщинами, торговцы велели нам сесть на сырую землю, а сами занялись закованными в кандалы мужчинами.

– Так, парни, строимся в два ряда.

Один рослый невольник замешкался, не сразу поняв, что от него требуется, и заработал удар дубинкой по спине:

– Эй ты, пошевеливайся!

Рабы послушались и быстро выполнили приказ. Белые мужчины с дубинками прошли вдоль ряда, нацепив на каждого из чернокожих толстый железный ошейник, скрепленный навесным замком. Массивная цепь, продернутая сквозь ушко замка, сковывала невольников в единую группу. Затем руки рабов также заковали в наручники. Прежде мне никогда не приходилось видеть, как на людей надевают кандалы, и от этого зрелища к горлу подступила тошнота. Уроки игры на фортепьяно, которые давала мне мисс Салли, забота, которой я была окружена с раннего детства, непрестанные усилия мамы, старавшейся оградить меня от тягот работы на плантации, – я жила словно бы в другом мире и оказалась плохо подготовлена к тому, что меня будут связывать и гнать, как скотину. Но, как выяснилось, я ничем не отличаюсь от этих несчастных избитых людей, со мной обращаются как с живым товаром, который нужно доставить на рынок.

– Поднимайтесь! Живее! Пошли! – скомандовал мужчина, говоривший с южным акцентом.

Мы повиновались. Так началось наше шествие бог знает куда. Я была одной из немногих, у кого нашлись хорошие крепкие башмаки. Трудно даже представить, каково это – шагать босиком по лесной дороге, спотыкаясь о камни, наступая на шишки и острые сосновые иглы. Первые несколько часов пути утомили меня так, словно за это время я переделала всю дневную работу, которую взваливала на меня миссис Дельфина. Но, по крайней мере, они прошли в относительной тишине. А затем плетущаяся позади Матильда начала стонать.

Надсмотрщики ехали верхом: один впереди, второй сбоку, третий замыкал процессию. Стоны Матильды становились все громче. Похоже, они утомили едущего сбоку всадника: он поравнялся с нами, придержал коня и ударил Матильду дубинкой по голове.

– Еще звук – и отстрелю башку! – гаркнул надсмотрщик.

Затем проехал немного вперед и заорал в полный голос, чтобы остальные слышали его:

– Идти молча, шаг не сбавлять!

Матильда замолчала, остальные узники тоже старались вести себя как можно тише. Наступили сумерки, заметно похолодало. Мы продолжали брести по лесной дороге. Вскоре небо заволокло тучами, стало еще холоднее. Помимо надежной обуви на мне было добротное платье, в то время как многие из рабов были одеты в лохмотья, которые едва прикрывали тело. Погода хмурилась все больше, вскоре заморосило, однако наше путешествие продолжалось: всю ночь нас гнали по лесу и лишь на рассвете устроили небольшой привал. Надсмотрщики дали рабам напиться из общего ведра, в котором на самом дне плескалась вода. Эти жалкие капли не утолили жажду, зато голодная резь в пустом желудке усилилась. Вдобавок жесткая волосяная веревка до крови натерла мне запястья.

Мы снова тронулись в путь и шли до наступления темноты. И только когда выбрались из леса в открытое поле, мучители дали команду остановиться. Двух женщин, находившихся в начале строя, развязали и велели развести костер. Остальным приказали опуститься на землю. Сидеть на холодной жесткой почве было не очень приятно, но я радовалась возможности отдохнуть и вытянуть усталые ноги. Сбитые ступни болели, а лодыжки опухли так, что стали похожи на вылезающее из кадушки дрожжевое тесто. Как ни хотелось мне снять туфли, я боялась, что потом не смогу снова надеть их, да к тому же запястья были стянуты веревкой.