Желтая жена

Капитан мог бы не утруждать себя излишними предостережениями: привычка к покорности въелась в души стоявших перед ним рабов, как пот въелся в их жалкие обноски. Опущенные головы, сгорбленные плечи – я видела отчаяние и безнадежность на лицах спутников. Мы шли среди кустарников и чахлых деревьев, пока впереди не показался мост. «Мост Мейо»[13], – прочитала я на табличке. Мы прошли по мосту, и сразу за ним показалось здание, чьи освещенные окна поблескивали в темноте, словно перламутровые пуговицы. Мы миновали большой красивый дом с нарядным фронтоном и белыми колоннами. Затем нас повели по улицам: «Кэри-стрит», «Мейн-стрит», – читала я названия, – а после мы свернули направо на Франклин-стрит. Я старалась запомнить дорогу на случай, если представится возможность побега. Вскоре наш печальный караван покинул центральные улицы и нырнул в узкий проулок. Здесь было холодно, в воздухе висел густой смрад, отвратительнее которого я в жизни не нюхала, – влажный запах смерти. Надпись на стене гласила: «Переулок Лапье».

Подняв глаза, я увидела забор высотой в двенадцать футов, плотно усаженный поверху железными пиками, за которым виднелись крыши каких-то построек. Итак, вот она – тюрьма Лапье, куда отправила меня миссис Дельфина. Меня охватило острое предчувствие, что, оказавшись внутри, я уже никогда не сумею вырваться на свободу и даже не смогу общаться с внешним миром, навсегда оставшись пленницей. Я хотела ускорить шаг, чтобы не отстать от товарищей, но споткнулась, как будто сама судьба обернулась камнем, лежавшим у меня на дороге. Прежде, чем я успела рухнуть на колени, соединявшая нас с Матильдой веревка натянулась, и я устояла.

Глава 11 Тюрьма Лапье

Пока нас вели по тюремному двору, я внимательно смотрела по сторонам и чутко прислушивалась к звукам вокруг. На небольшом участке земли разместились шесть деревянных построек. Две из них были двухэтажными. Та, что повыше, походила на хозяйскую усадьбу – в точности как у нас на плантации Белл. В других, поменьше, вероятно, находились служебные помещения: кухня, прачечная, контора управляющего и склад. Откуда-то неподалеку доносился собачий лай. Зловоние, которое я почувствовала еще в переулке, усилилось, превратившись в едкий тошнотворный смрад. Нас поджидала команда белых охранников из пятерых человек, у каждого на плече висело ружье, а из-за пояса торчал нож.

Поступила команда:

– Мужчины направо. Женщины налево.

Охранники начали перерезать веревки, которыми были стянуты руки невольников, и снимать болтавшуюся на шее веревочную петлю. Раны у меня на запястьях покрылись коричневой коркой запекшейся крови. Освободившись от пут, я впервые за десять дней смогла расправить плечи и потянуться всем телом, словно пробудившийся кот. Металлические ошейники, замки и цепи, сковывавшие мужчин, со звоном падали на булыжник, которым был вымощен двор. Но прежде чем мы успели насладиться мимолетным чувством свободы, нас погнали к длинному бараку из красного кирпича. Деревянная дверь открылась, и нас затолкали внутрь.

Мы оказались в толпе, плотно стиснутые со всех сторон потными людскими телами. В камере и без нас было полно заключенных – вероятно, больше сотни, – и все же нам пришлось влиться в эту человеческую массу. Дверь быстро захлопнулась, и в тот же миг на меня обрушились духота и ужасающая вонь – запах крови, пота, фекалий и рвоты. Дышать стало невозможно. Я чувствовала, как отравленный воздух заполняет легкие. Под ногами хлюпала какая-то липкая скользкая жижа. Я не понимала, как миссис Дельфина, зная о том, что представляет собой тюрьма Лапье, могла упечь меня в этот ад. Как вообще можно отправить человека в такое страшное место?! Голова закружилась, по телу разлилась слабость – я чувствовала, что вот-вот потеряю сознание. Колени подогнулись, но прежде, чем я рухнула на пол, Матильда подхватила меня под локоть.

– Эй, ты чего?

В полутьме лицо Матильды было едва различимо. Я вздохнула и опустила голову ей на грудь.

– Да, детка, так выглядит тюрьма, – пробормотала женщина. – Нас будут держать в камере до тех пор, пока не выставят на продажу.

– Откуда ты знаешь?

– Случалось бывать у Лапье прежде.

– Здесь вообще когда-нибудь убирают? – прохрипела я.

Матильда похлопала меня по спине – обычно так делала мама, когда хотела утешить.

– Ничего, скоро привыкнешь.

Но я знала, что никогда не привыкну к этому кошмару. Передо мной разверзлась настоящая бездна – я провалилась в самое чрево рабства. Желудок сжало судорогой, к горлу снова подкатила тошнота, на лбу выступил холодный пот: я стояла посреди преисподней, одинокая и испуганная. Немного освоившись, мои спутники начали передвигаться по камере в надежде отыскать родных и знакомых или хотя бы узнать новости о них. Внезапно Матильда издала радостный вопль, вскинула руки и метнулась в толпу. Она подбежала к рослому широкоплечему мужчине и упала в его объятия. Они долго обнимались, целовались, а затем снова обнимались. Когда лихорадка нежданной встречи немного улеглась, Матильда обернулась ко мне.