– Это мой муж. – Она смахнула бегущие по щекам слезы. – Три года назад его продали на другую плантацию.
– Сэм, – представился широкоплечий мужчина.
– Фиби Долорес Браун.
– У нее целая куча имен, – рассмеялась Матильда. Даже впотьмах было видно, как сквозь усталость и боль измученной женщины сияет ее подлинная красота. Наблюдая за счастливой парой, я вспоминала Эссекса. Сердце ныло от тоски и желания обнять любимого.
– Рад знакомству, – кивнул Сэм.
Я отошла, чтобы дать им возможность побыть наедине. После всего, что довелось пережить Матильде, она заслужила толику счастья, пусть и недолгого. Переступая через лежащих на полу людей и зловонные лужи, я вернулась в переднюю часть камеры, поближе к двери. Мама часто говорила, что отдых идет человеку на пользу – голова начинает лучше соображать. Я прикрыла нос и рот рукавом платья, надеясь хоть немного уменьшить смрад, и привалилась плечом к грязной стене.
Я узнала, что наступил рассвет, лишь после того, как открылась дверь, впустив в камеру немного света. Стоявший в проеме охранник предусмотрительно обвязал нос и рот шейным платком.
– Женщины, на выход, – скомандовал он.
Матильда протиснулась ко мне сквозь толпу.
– Нас поведут на аукцион, – сказала она. – Некоторым повезло гораздо меньше: беглецов оставляют в камере дожидаться порки.
Я вновь содрогнулась и призналась: хозяйка велела наказать меня за то, что я подняла на нее руку.
– Вряд ли они захотят исполосовать кнутом такую красотку, – усмехнулась Матильда. – Без шрамов ты стоишь намного больше. Держись поближе ко мне и ничего не бойся.
Я шагнула следом за Матильдой на солнечный свет. После ночи, проведенной в аду, воздух снаружи казался почти свежим. Я смогла наконец вдохнуть полной грудью.
– Сюда. Пошевеливайтесь! – прикрикивали охранники, грубо толкая нас, будто гнали стадо свиней. Нас привели во дворик, где были установлены четыре водяных насоса, и разделили на группы по пять человек.
Прозвучала новая команда:
– Всем как следует вымыться.
Женщины мылись по двое возле каждой колонки. Дожидаясь своей очереди, я заметила, что у некоторых были с собой небольшие холщовые сумки со сменой одежды. Я же прибыла в тюрьму с пустыми руками, если не считать дневника в кожаном переплете, спрятанного в потайном кармане нижней юбки, да самодельного ожерелья с половинкой сердечка, подарка Эссекса. К сожалению, переодеться мне было не во что. Поэтому, подойдя к крану, я смогла за отведенные несколько минут только ополоснуть лицо и смочить водой растрепанные волосы. Затем нас отвели в тесное подсобное помещение, где несколько чернокожих служанок раздали невольницам миски с тушеной капустой и индийским горошком, а также кукурузный хлеб. Получив блюдо, пригодное для еды, я почувствовала такое облегчение, что на миг забыла, где нахожусь.
– Можно мне ложку? – попросила я одну из служанок.
Женщина была чисто одета и аккуратно причесана: на макушке у нее красовался замысловатый узел волос.
– Ложку? – Она смерила меня презрительным взглядом. – Ты больше не хозяйская горничная в большом доме.
Женщина цокнула языком и двинулась дальше. Смущенная глупой ошибкой, я уткнулась в миску и принялась за еду: приходилось отхлебывать овощное рагу через край, а остатки выскребать со дна пальцами. Конечно, не помешало бы добавить немного соли, но в целом это был лучший завтрак, который мне предложили с тех пор, как я покинула плантацию. Когда группа поела, нам выдали проволочные гребни вроде тех, что используют для вычесывания овечьей шерсти, льна и пенькового волокна.
Некоторые женщины повязали голову косынкой, я же просто расчесала спутанные пряди. Приятно было снова поухаживать за собой. Справившись с колтунами, я убрала волосы назад, чтобы они не падали на лицо. Нарядное мамино платье покрылось пятнами и сальными разводами, подметки на туфлях едва держались, но я не собиралась прихорашиваться, чтобы понравиться новому хозяину. Если мастер Джейкоб отправится за мной в карете, он довольно скоро доберется до Ричмонда и положит конец этому безумию. Я лишь молилась, чтобы травмы, полученные при крушении повозки, не помешали его путешествию. После стольких дней унижения и страданий я почти мечтала вернуться на плантацию Белл, даже если снова придется жить под одной крышей с миссис Дельфиной.
Охранники выкрикивали все новые и новые приказания, и в конце концов нас выгнали во двор и повели к задней двери одной из построек, над входом в которую висело красное полотнище. Я чувствовала плывущий изнутри запах табачного дыма, слышала мужские голоса и громкий смех. Нашу группу из пяти человек сопровождали четверо белых. Впереди шла женщина с ребенком на руках, она прижимала девочку к груди и с беспокойством поглядывала по сторонам. Я молилась, чтобы люди, от которых зависит судьба невольниц, не разлучили мать с дочерью.