Ванна – большое металлическое корыто, – полная исходящей паром воды, стояла посреди комнаты. Стянув с себя заскорузлую одежду, я погрузилась в ванну. Тот мужчина, который спас меня на аукционе, наверняка захочет получить ответную благодарность. Мама любила повторять: ни одно доброе дело белого человека не делается просто так, от тебя непременно потребуют расплаты. Я провела смоченным в воде полотенцем по плечам и шее, а затем сползла чуть ниже и запрокинула голову, позволяя влаге пропитать волосы. Как только тело погрузилось в горячую воду, слезы сами собой хлынули из глаз. Внутренности свернулись в тугой клубок. Боль была невыносимой. Я разрешила себе плакать всего одну минуту – столько времени мама отводила на то, чтобы предаваться горю. Одна минута печали, а затем вновь невозмутимый вид, прямая спина, расправленные плечи – и за работу. Но минута превратилась в десять. Я не заметила, как они пролетели, но, придя в себя, поняла, что своим горем остудила воду.
Торопливый стук в дверь заставил меня вздрогнуть. Элси влетела в комнату, на локте у нее висели два платья.
– Это для дома. А в этом можешь работать. Масса хочет, чтобы ты прислуживала ему вечером.
– Масса? – повторила я. Она имеет в виду «мастер»?
Элли выглядела удивленной.
– Да, масса Рубин Лапье. Владелец тюрьмы. Разве в ваших краях к хозяину обращаются как-то иначе?
Кухарка сгребла в охапку мое ярко-красное платье.
– Это мы вынесем на задний двор и сожжем.
– О нет, пожалуйста! – воскликнула я, протягивая руку. – Это платье моей мамы.
– Воняет ужасно. Ну, дело твое, можешь оставить, – пожала она плечами.
Когда Элси собиралась положить платье обратно, под руку ей попался дневник, спрятанный в потайном кармане. Я замерла, вспомнив предостережение мамы: рабам, которые умеют читать и писать, отрубают пальцы и выкалывают глаза. Элси ничего не сказала, лишь отвела взгляд и аккуратно развесила платье на спинке стула. Я от души надеялась, что молчание кухарки означает, что мы поладили.
– Одевайся, – велела она. – Пока отдохнешь, а к вечеру зайду за тобой, объясню, что делать дальше.
Элси ушла. Я снова осталась одна. Мебели в комнате было немного: три деревянных топчана, покрытых тонкими тюфяками, два стула и стол в углу, вместо гардероба – вбитые в стену крючки, на которых болталось несколько юбок. На столе стоял масляный фонарь. Выбравшись из ванны, я оделась в домашнее платье и как подкошенная рухнула на один из топчанов. Напротив лежанки находилось открытое окно, из которого время от времени тянуло прохладой, со двора долетали приглушенные звуки – голоса людей, заключенных в недрах адской бездны, где совсем недавно томилась и я. Лежать под колючим шерстяным одеялом было жарко. Я откинула его, но вскоре почувствовала холод и натянула до самого подбородка, а еще через минуту вновь отбросила в сторону, изнывая от духоты. Так продолжалось некоторое время, пока меня не сморил сон. Когда я снова открыла глаза, то увидела склонившуюся надо мной Элси.
– Что с тобой? – спросила кухарка.
Я попыталась заговорить, но не сумела произнести ни слова пересохшими губами. Элси поднесла флягу с водой, я сделала несколько жадных глотков и без сил упала обратно на подушку. Следующие дни я спала, просыпалась, пила воду, потом меня рвало, и я вновь погружалась в беспокойную дрему, из которой выныривала, разбуженная собственным криком. К исходу третьих суток Элси попыталась накормить меня тушеным мясом, но я едва смогла проглотить пару кусочков.
– Да ты, видать, не хочешь поправляться, – покачала головой кухарка.
Ее голос звучал укоризненно, и я заставила себя отхлебнуть немного бульона. Но стоило мне оторваться от миски, как все проглоченное тут же хлынуло наружу. По полу растеклась желтая лужа.
– Какого дьявола! – взорвалась Элси. – Почему я должна убирать за тобой? Ты ведь не миссус какая, и мы уж точно не на плантации в большом доме.
Мне стало ужасно стыдно. Я переживала, что разозлила кухарку. Поэтому попросила дать мне тряпку, сползла с тюфяка и начала вытирать лужу, но продержалась не больше минуты – в глазах потемнело, колени подломились, и я без сил рухнула на пол, после чего с трудом перебралась обратно на топчан. Единственным утешением был сон, и я отдалась его благодатной власти. Во сне я видела маму. И не только видела, но ощущала ее присутствие и даже чувствовала запах. Мы снова лежали рядом, свернувшись калачиком, на большой скрипучей кровати у нас в швейной, и на душе у меня было спокойно и тихо. Мама протянула руку, погладила меня по голове и отвела назад волосы. Я услышала над ухом ее ласковый шепот: «Пусть она приготовит тебе чай с белой ивой и таволгой. Пей три-четыре раза в день. Положи нарезанную половинку луковицы возле кровати. Это поможет сбить жар».
Я повернулась на бок, чтобы обнять маму, но она исчезла. Когда я попросила Элси приготовить травяной чай, она принялась ворчать, что ей придется искать нужные растения.
– Если бы не масса, который с утра до ночи изводит меня расспросами о тебе, и пальцем бы не шевельнула!