Желтая жена

Неожиданно в душе у меня зародилось неприятное чувство: впервые я задалась вопросом – нет ли у хозяина других женщин, кроме меня? Да, я живу в его доме, ношу его ребенка, вот только это отнюдь не означает, что я единственная любовница Рубина Лапье. Но как у него хватает сил? Каждую ночь Тюремщик набрасывался на меня, словно юноша, пылая страстью. А ведь он уже не так молод. Я продолжала играть, а девушка так и сидела у него на коленях. Когда я в очередной раз посмотрела в их сторону, Лапье перехватил мой взгляд, показал глазами на дверь и произнес одними губами: «Свободна».

Я поднялась и тихо вышла из зала.

Нет, конечно, уговаривала я себя, у меня нет причин ревновать, ведь я не люблю его.

Я торопливо прошла мимо здания тюрьмы, стараясь не обращать внимания на лай собак и звон цепей. В большом доме Джули и Монро мирно спали бок о бок в комнате на первом этаже. Мне очень хотелось взять сына к себе наверх, но я не решалась, опасаясь разозлить Тюремщика. Поднявшись в спальню, я переоделась в ночную сорочку и легла, жалея, что больше не могу почитать: преподав урок насчет «Оливера Твиста», Тюремщик отобрал у меня книгу. Я лежала без сна, глядя в потолок, пока в холле не раздались шаги. Половицы поскрипывали под тяжелой поступью хозяина. Он дошел до своей комнаты, постоял и двинулся дальше по коридору в мою сторону. Дверь отворилась. Слышно было, как он возится с ремнем на брюках, и вскоре одежда упала на пол. Я вздрогнула всем телом, когда Лапье откинул одеяло и запустил руку мне под сорочку. Когда он улегся в постель и вошел в меня, мы оба издали протяжный вздох.

Глава 20 Второе пришествие

Когда утром в первую пятницу апреля взошло солнце, я уже знала: еще до наступления темноты ребенок появится на свет. Весь минувший месяц небо над Ричмондом плакало проливными дождями, от висевшей в воздухе сырости опухшие суставы мучительно ныли. Всю последнюю неделю я не могла ни стоять, ни ходить, ни лежать – каждое движение причиняло боль, даже держать в пальцах иглу было трудно. Я стала такой угрюмой и раздражительный, что Тюремщик предпочел ретироваться и перестал навещать меня по ночам. К тому же мой огромный живот все равно не давал ему возможности подступиться.

Эбби заглянула в спальню: прежде чем накрыть в столовой завтрак для хозяина, она подавала мне сэндвичи и кофе, чтобы я успела перекусить перед работой в мастерской.

– Как вы себя чувствуете, мисс Фиби?

Экономка налила стакан воды и поставила на прикроватный столик.

Я лежала на правом боку, потирая живот.

– Похоже, время пришло.

Эбби внимательно посмотрела на меня.

– Позвать Элси?

Я кивнула.

– Хорошо. И заодно дам знать массе.

Схватки усиливались. Казалось, я взбираюсь на крутую горку, продираясь сквозь колючий кустарник, а затем, стоя на четвереньках, съезжаю вниз по склону. Я свернулась клубком и вцепилась зубами в угол подушки, чтобы не кричать, когда очередной приступ боли разорвет внутренности на части. Вскоре появилась Элси, из-под мышки у нее торчал целый ворох чистых полотенец. Волосы у кухарки были всклокочены, словно ее вызвали в тот момент, когда она собиралась уложить их в прическу. Элси оперлась коленом о край постели и наклонилась, чтобы посмотреть, что делается у меня между ног.

– Показалась головка, – сообщила она. – Похоже, младенец не заставит долго ждать.

Я издала протяжный стон.

– Давай-ка поднажми, – скомандовала кухарка.

Я потужилась.

– А теперь дыши. Так. Теперь еще разок.

Мы продолжали в том же духе, я попеременно дышала и тужилась, пока ребенок не выскользнул наружу.

– Девочка, – объявила Элси.

– Пойду позову массу, – Эбби заковыляла к двери.

Когда я взяла новорожденную на руки, на глаза у меня навернулись слезы.

– Привет, сладкая моя, – прошептала я.

У девочки была светлая кожа – белая, как лист бумаги, ни единого намека на темный, цвета патоки, оттенок кожи ее бабушки, – изумрудные отцовские глаза и прямой тонкий нос с узкой переносицей. Младенец разразился оглушительным криком, личико налилось краской: едва родившись, дочь уже требовала от матери того, что полагалось ей по праву. Я вложила сосок в ее крошечный ротик. Девочка принялась жадно чмокать губами, пока из груди не потекло молоко.

Чувства захлестнули меня. Нас двое, мы пара – дочь и мать, в точности как были мы с мамой. Я научу эту девочку всему, что знаю сама: не тому, как быть рабыней, но как стать настоящей леди. Точно так же, как учила меня мисс Салли. Девочка жадно сосала грудь, обхватив маленькими пальчиками мой указательный палец. Эту сцену и застал прибежавший в спальню Тюремщик.

Он стоял на пороге, комкая в руках шляпу, на глазах у него блестели слезы радости. Я приподнялась на подушке и протянула Рубину Лапье его первенца. Он бережно принял младенца на руки. Я лежала, наблюдая, как отец воркует над дочерью, целует ее в затылок и гладит пухлые щечки.

– Мы назовем ее Эстер. Это имя моей матери, – заявил Лапье.

Я отвела взгляд, стараясь скрыть разочарование: я собиралась назвать девочку Рут в честь мамы.