Желтые обои, Женландия и другие истории

На самом деле они и правда чуть позже просили нас читать публичные лекции, но не тем слушательницам и не с теми целями, которых мы ожидали.

То, что они с нами делали, походило на… ну, скажем, на то, как Наполеон выпытывал военную информацию у неграмотных крестьян. Они точно знали, что именно спрашивать и как использовать узнанное. У них использовались почти такие же механические устройства для распространения информации, как и у нас дома, и к тому времени, когда нам разрешили читать лекции, наши слушательницы тщательно изучили прекрасно составленные резюме рассказанного нами наставницам. Они приготовили такие наметки и вопросы, которые поставили бы в тупик профессора университета.

Наши аудитории состояли не из девушек. Прошло некоторое время, прежде чем нам разрешили встретиться с молодыми женщинами.

— Вы могли бы сказать, что намереваетесь с нами делать? — как-то раз немного задиристо спросил Терри у спокойной и дружелюбной Моадин. Сначала он бушевал и цветисто распинался, но, похоже, ничто их так не веселило, как подобное его поведение. Они обступали его и разглядывали, словно диковинный экспонат, вежливо, но с явным интересом. Поэтому он научился осаживать себя и был почти логичен в высказываниях, но не всегда и не совсем.

Она ответила ровным и спокойным тоном:

— Разумеется. Мне казалось, что все совершенно ясно. Мы стараемся узнать у вас все, что можем, и научить вас всему, что вы хотите узнать о нашей стране.

— И это все? — не унимался Терри.

Она загадочно улыбнулась.

— Дальше посмотрим.

— На что?

— На ваше поведение, — ответила она.

— Почему вы держите нас взаперти?

— Потому что мы не до конца уверены, что вас можно выпустить на свободу, где много молодых женщин.

Эти слова доставили Терри истинное наслаждение. Про себя он так и думал, но теперь развил тему.

— А с чего бы вам бояться? Мы же порядочные люди.

Она снова улыбнулась загадочной улыбкой и спросила:

— А можно ли всегда быть уверенными в «порядочных людях»?

— Уж не думаете ли вы, что кто-то из нас, — произнес он, сделав ударение на слове «нас», — обидит юных девушек?

— О нет, — быстро ответила она с неподдельным удивлением. — Опасность совсем в другом. Они могут обидеть вас. Если по чистой случайности вы нанесете вред кому-нибудь из нас, то вам придется столкнуться с миллионом матерей.

Вид у Терри был настолько ошарашенный и возмущенный, что мы с Джеффом тотчас же рассмеялись, а Моадин тем временем продолжала:

— По-моему, вы не до конца понимаете ситуацию. Вы всего лишь мужчины, трое мужчин в стране, населенной одними матерями или теми, кто ими станет. Для нас материнство означает нечто такое, чего я не могу обнаружить ни в одной из стран, о которых вы нам рассказываете. Вот ты говорил, — повернулась она к Джеффу, — о Братстве Людей как о высоком идеале, но даже оно, как я могу судить, далеко от практического воплощения.

Джефф довольно грустно кивнул.

— Очень далеко… — согласился он.

— У нас здесь Материнский Союз, воплощенный в полной мере, — продолжала она. — Ничего, кроме изначальной сестринской общины и куда более высокоразвитой и сплоченной в социальном развитии общности.

Дети в нашей стране являются средоточием всех помыслов. Каждый новый шаг в будущее всегда рассматривается с точки зрения влияния на них и на народ в целом. Понимаете, мы все матери, — повторила она, словно этим было сказано все.

— Не понимаю, почему эта убежденность, разделяемая всеми женщинами, содержит риск для нас, — не унимался Терри. — Ты хочешь сказать, что они станут защищать детей от нападения. Конечно. Любая мать так себя поведет. Но мы не дикари, сударыня моя, мы не собираемся обижать ничьих детей.

Наставницы переглянулись и легонько покачали головами, но тут Зава повернулась к Джеффу и попросила его нас убедить, пояснив, что он вроде бы понимает это глубже нас. Что он и попытался сделать.

Теперь я все понимаю, по крайней мере очень многое, но на это у меня ушло много времени и напряженных раздумий.

В их понимании материнство означало следующее.

Они начали с довольно высокой ступени общественного развития, где-то с уровня Древнего Египта или Греции. Затем пережили потерю всей культуры патриархата и сначала полагали, что вместе с ней исчезли все прежние достижения и защищенность. Потом у них развилась способность к девственному размножению. А позже, поскольку от этого зависело благополучие их детей, начала претворяться в жизнь идея наиболее полной и всеобъемлющей согласованности действий.

Отлично помню, как долго Терри распинался о явном единомыслии этих женщин — наиболее яркой особенности всей их культуры.

— Это невозможно! — упирался он. — Женщины не способны объединять усилия, это противоречит самой природе.

Когда же мы приводили ему в пример неопровержимые факты, он отмахивался:

— Чушь! — Или: — Да что все эти ваши факты, говорю же вам — этого быть не может.

Нам никогда не удавалось осадить его и заставить замолчать, пока Джефф не привел пример перепончатокрылых насекомых.