Желтые обои, Женландия и другие истории

Миссис Гординс-старшая тотчас поднялась ему навстречу.

— Добро пожаловать в мой детский сад, Фрэнк, — приветствовала она его. — Очень рада, что ты смог найти время взглянуть на него.

Она взяла его за руку и повела за собой, с гордостью показывая садик, песочницу и большой неглубокий бассейн из оцинкованного металла, цветы и шпалеры с плющом, качели, качалки и напольные маты.

— Видишь, как им тут хорошо, — сказала она. — Селия прекрасно может подменить меня на несколько минут.

Затем она показала квартиру на верхнем этаже, удобно переделанную так, что малыши могли здесь спать или играть в плохую погоду.

— А где Джулия? — сразу же спросил Фрэнк.

— Джулия скоро вернется, — ответила мать. — В любом случае к пяти часам она будет здесь. Тогда же начнут приходить мамы и забирать детей. Малыши у меня с девяти-десяти часов утра до пяти вечера.

Фрэнк молчал, обозленный и уязвленный.

— В начале мы тебе ничего не говорили, сынок, поскольку знали, что тебе не понравится наша затея. Мы хотели сначала убедиться, что все пойдет хорошо. Сам видишь, я снимаю квартиру на верхнем этаже, она стоит сорок долларов в неделю, как и наша. Селия берет пять долларов в неделю, и столько же — доктор Холбрук, которая держит кабинет на первом этаже и каждый день осматривает малюток. Она еще и помогла мне их разыскивать. Мамы платят за каждого три доллара в неделю, и им не приходится держать нянек. Я же плачу Джулии десятку в неделю за жилье, и еще десять остается у меня.

— А Джулия дает уроки музыки?

— Да, дает, как и раньше. Ты же знаешь, ей это очень нравится. Наверное, ты заметил, какая она теперь счастливая и довольная, правда? Я тоже. И Альберт. Нельзя же плохо себя чувствовать от того, что всем нам приносит счастье, верно?

Тут появилась Джулия, раскрасневшаяся от быстрой ходьбы, свежая и веселая, прижимающая к груди большой букет фиалок.

— Ах, мама! — воскликнула она. — У меня есть билеты, и мы все пойдем слушать Нелли Мельбу, если сможем уговорить Селию подежурить вечером.

Она увидела мужа и залилась краской, встретившись с его полным упрека взглядом.

— О, Фрэнк! — взмолилась она, обвив руками его шею. — Прошу тебя, не ругайся! Пожалуйста, свыкнись с этим! Пожалуйста, гордись нами! Просто подумай — мы так счастливы и при этом зарабатываем примерно сто долларов в неделю. Видишь, я добавляю мамины десять на хозяйство, а двадцать или чуть больше оставляю себе!

В тот вечер они долго говорили с глазу на глаз. Джулия наконец-то рассказала ему, в какой опасности они оказались и как близко подобралась к ним беда.

— А мама показала мне выход, Фрэнк. Способ вновь обрести рассудок и не потерять тебя! Она и сама изменилась, когда со всем желанием стала заниматься детьми. А как все это нравится Альберту! И тебе понравится, ты ведь теперь все знаешь обо всем!

— Дорогая, любимая моя, сейчас я вовсе не возражаю! Я люблю свой дом, работу, маму и тебя. А насчет детей — хочу шестерых!

Он посмотрел на раскрасневшееся, веселое и дивное лицо жены и прижал ее к себе.

— Если уж вы все от этого так счастливы, — продолжил он, — похоже, я с этим свыкнусь.

Еще долгие годы он нет-нет, да и повторял:

— Семейная жизнь и воспитание детей — это легко. Если знаешь, как!

Мальчики и масло

Юные Холдфаст и Дж. Эдвардс Фернальды с мрачным видом сидели за семейным столом, не поднимая голов, молча поедали поданное, и на всякий случай не задавали никаких вопросов, демонстрируя хорошее воспитание. Однако в сердцах у них таились вовсе не христианские чувства по отношению к достопочтенной двоюродной бабке по имени мисс Джейн Маккой.

Обладая свойственными детям сметливостью и наблюдательностью, братья прекрасно понимали, что лишь правила гостеприимства и чувство долга перед родственницей заставляли их отца и мать быть с гостьей вежливыми. Вежливыми, но не радушными.

Мистер Фернальд, глубоко верующий христианин, изо всех сил старался любить тетушку, которая была почти врагом всем, кого он знал. Однако Махалия, его жена, вовсе не обладала ангельским характером и не изображала обожающую племянницу, а лишь была сдержанно вежлива с родственницей мужа.

— Она мне не нравится, и притворяться я не стану. Это нечестно! — возражала она мужу, когда тот упрекал ее в отсутствии родственных чувств. — Она мне тетка, с этим ничего не поделаешь, но в заповедях не сказано почитать дядюшек и тетушек, Джонатан.

Честность миссис Фернальд была непоколебимой и стоической. Она скорее бы умерла, чем солгала, и относила ко лжи любые формы уклончивости, лукавства, замалчивания и даже стилистический прием «гипербола».

Два ее сына, воспитанные в строгости, давали выход резвому воображению в тихих разговорах между собой, свято охраняемых узами взаимного доверия, которое оказывалось сильнее любого принуждения извне. Они пинали друг дружку под столом, терпеливо снося свалившееся на них наказание, обменивались мрачными взглядами, посмотрев на предмет их общей неприязни, а после, когда полагалось спать, сыпали едкими словечками, перемывая косточки двоюродной бабке.