Желтый

– За «прекрасного» спасибо. Я до смешного люблю комплименты. Доброе слово и кошке приятно, так, кажется, говорят, – улыбнулся незнакомец. Да так обаятельно, что если бы сейчас предложил продать ему душу, Эва бы без всякой торговли, задаром, в подарок ее отдала.

Но он, конечно, ничего подобного не предложил. А только сказал:

– Я действительно могу вам помочь. И избавиться от вашего дара, и, так сказать, прикрутить его на малую мощность, как было раньше, и ужиться с тем, что есть. Вы не спешите, подумайте, чего вам больше хочется. Я вам свою волю не стану навязывать. Если честно, сам не знаю, что бы выбрал на вашем месте. Знаю только, что выбрал бы на своем.

– Да ладно вам, – вздохнула Эва. – О чем тут думать, чего тут не знать. Я же сама всегда чего-то такого хотела. И не просто хотела, а делала, что могла. А что не представляла, насколько иногда будет трудно, так это нормально. Никто ни черта заранее не представляет, даже в самых обычных вопросах. Например, когда замуж выходят. Или заводят кота.

– Одно удовольствие иметь с вами дело, – сказал незнакомец. – У вас очень здорово устроена голова.

– Тогда уж скорей полное отсутствие головы у меня отлично устроено, – в тон ему ответила Эва. – Но доброе слово и кошке приятно, это да.

– Это всегда пожалуйста, – заверил ее незнакомец. – Добрых слов у меня на чей угодно век хватит. К тому же мне можно жаловаться.

– На что жаловаться? – опешила Эва.

– Да на все подряд. Например, что вам слишком трудно, и вы не справляетесь, когда и если оно вдруг снова станет так. Но это, конечно, не обязательно. Не требование, а просто дополнительная возможность. Не хотите, не жалуйтесь. Важно не это, а то, что вы больше не одна.

– За это и выпьем, – объявил Иоганн-Георг, протягивая ей оранжевый картонный стакан.

Все-таки это нелепое имя годится исключительно для того, чтобы подчеркнуть его вопиющее отсутствие, – подумала Эва. – Но ладно, грех придираться. Лучше уж так, чем «галлюцинацией» называть. Какая из него, к черту, галлюцинация? Ну или тогда уж вообще все – сплошная она. А на это я не согласна. Моя жизнь теперь – вот такая. Хрен знает какая. Именно то что надо. Никому ее не отдам.

– Берите скорей, пока кофе не превратился в какую-нибудь адскую анисовую настойку или райский куриный бульон с вермишелью, – поторопил ее Иоганн-Георг. – В последнее время я перестал доверять напиткам, которые купил у людей за деньги, а не из собственного кармана достал. Минуту в руках подержишь, и они уже не пойми во что превратились. По-моему, материя только прикидывается инертной, чтобы все от нее отстали и не заставляли делать уроки. А рядом со мной расслабляется. Чует, что я – такой же двоечник, как она.

Жанна

Ничего там не было.

В смысле никакого невидимого кафе для невидимок не было в этом чертовом проходном дворе. А все остальное было, конечно: дома, сараи, деревья, чахлые кусты доцветающих гортензий и хризантем под чьими-то окнами, несколько припаркованных автомобилей. Все было, да фигли толку. То есть кому от этого легче. Уж точно не мне, – уныло думала Жанна, спускаясь по ступенькам к заколоченной двери, над которой, конечно, не оказалось никакой белой доски. Правда, над дверью висел условно декоративный, то есть без лампы или хотя бы свечи, фонарь. Белый – в анамнезе. Иными словами, когда-то этот чертов фонарь был белым. Лет десять назад.

Зачем-то подергала дверь, хотя и так было ясно, что она не откроется. Долго вглядывалась в зарешеченное окно. Ни черта, конечно, там не увидела, стекло за решеткой грязное, а внутри темно. Значит, все-таки нет здесь никакого кафе. Оно мне приснилось. Хороший был сон, но – сон. А Люси – да господи, мало ли что Люси сказала. Она и на экскурсии такое нам заливала, что ой. Василиск с телевизором, стеклянные птицы, магазин подержанных канцтоваров; сон наяву про кафе, которое то появляется, то опять исчезает, отлично вписывается в этот ряд. Скорее всего, она даже не хотела надо мной посмеяться, – вздохнула Жанна. – Просто профессиональная деформация. Привыкла гнать.

Эти мрачные мысли были нужны, чтобы вытеснить из головы другие, гораздо более неприятные. Но Жанна все равно думала, не могла об этом не думать: на самом деле невидимое кафе на месте, просто мне туда не войти. Рылом не вышла. Ну или не рылом, аурой. Или еще чем-нибудь этаким. Факт, что не вышла, поэтому лично для меня его нет.

Хотела уйти, но вместо этого села прямо на грязную сырую ступеньку. Сказала почти беззвучно, но все-таки вслух:

– Ну и зря вы меня к себе не пускаете. Я, между прочим, отличная. И очень вас люблю.

Кого именно она любит, понятия не имела. Но точно знала, что любит. Видимо, целую толпу невидимых призраков. Причем, получается, без взаимности. На самом деле даже смешно.