Желтый

Спроси кто, почему она пошла следом за женщиной-экскурсоводом, Жанна не знала бы, что ответить. Нет, правда, зачем? В надежде расспросить, что с ними на самом деле случилось, да и случилось ли вообще? Но Жанна даже с собой об этом пока говорить не смогла бы, не знала нужных слов. От страха? Но ей вовсе не было страшно – ни сейчас, ни даже когда поняла, что превращается в какую-то жуткую несчастную дуру без цели и смысла, даже без памяти о возможности их иметь. Тошно было, это да. Может быть, поэтому Жанна не испытала особой радости, когда все закончилось. Не чувствовала себя спасенной, как не ощущает себя спасенным человек, только что выскочивший из автобуса, в котором его укачало. Вместо эйфории – некоторое облегчение, вот, собственно, и все.

Пока все вместе сидели в кофейне, настроение вроде исправилось. Но потом все разошлись, и Жанне снова стало так мутно и маетно, что даже курить не смогла, выбросила едва начатую сигарету в надежде, что тошнит от нее. Но сигарета, к сожалению, была ни при чем.

Идти в таком состоянии домой, к дочке и кошке, в равной степени чутким к ее настроению, было бы форменным свинством. Поэтому Жанна решила еще немного погулять по городу в надежде, что он быстро исправит ей настроение. И заодно подышать на ходу специальным способом, когда-то давным-давно почти нечаянно позаимствованным то ли из сомнительных брошюр о йоге и медитации, то ли вообще из какого-то романа. Подобные штуки обычно сразу вылетали из головы, но про дыхание на ходу Жанна почему-то запомнила навсегда, словно специально зубрила. И до сих пор пользовалась, если удавалось вовремя о нем вспомнить: вдох растягивается на шесть шагов, еще шесть шагов задержка дыхания, столько же – выдох. Это не так просто, как кажется, поначалу все время сбиваешься, то не успеваешь вовремя выдохнуть, то наоборот, слишком торопишься, потому что воздуха не хватает. Зато привыкнув и поймав нужный ритм, обретаешь лучшее в мире успокоительное.

Так внимательно следила за дыханием, что только пройдя пару кварталов заметила впереди яркую полосатую шапку, как была у женщины-экскурсовода. А потом поняла, что это и есть она.

И вот тогда Жанна уже сознательно пошла следом за Люси, потому что, смешно признаться, ей вдруг показалось, та идет, не касаясь земли. Невозможно не поддаться обаянию легкой походки, которая каким-то удивительным образом совпадает с ритмом твоего дыхания куда точней, чем твой собственный шаг. Это почему-то окрыляло и сулило надежду – Жанна сама не понимала, надежду на что, зачем вообще на что-то надеяться, если в твоей жизни все уже и так хорошо, даже настроение наконец-то исправилось, спасибо городу и дыханию, хотя теперь конечно кажется, будто оно само.

Зачарованная летящей походкой, пестрым помпоном, мерцающим в темноте, как тусклый разноцветный фонарь, чудесной улыбкой, сейчас, конечно, не очевидной, но оставшейся в памяти, самим ее именем «Люси», – хотя ясно, что это обычная русская «Люся», переиначенная на иностранный манер, как моя Шерри из Шуры, – Жанна пошла за женщиной-экскурсоводом, как ребенок из Гамельна за незнакомцем с дудочкой, совершенно не представляя, зачем и куда, даже не задумываясь над этим, словно бы так и надо, только так и возможно: невесомая Люся-Люси с помпоном летит по улице, а за ней иду я.

Расстояние между ними постепенно сокращалось; не то чтобы Жанна специально спешила, не то чтобы Люси слишком медленно шла, но как-то само получилось, что Жанна оказалась буквально в трех метрах от цветного помпона, и тогда ей пришлось нарочно притормозить.

К счастью, Люси шла, не останавливаясь, не оборачиваясь, не обращая внимания ни на что. Если она оглянется и меня узнает, – думала Жанна, – получится неудобно, как будто я специально слежу, а я не слежу, просто иду за ней, потому что… потому что так получилось. Совпало. Например, мне тоже надо в эту же сторону, почему нет. Но все равно будет неловко, причем одновременно и ей, и мне.

Когда Люси свернула во двор на улице Бокшто, Жанна, не задумываясь, пошла за ней, на ходу отбиваясь от робких сомнений: ай, ну заметит, и ладно, подумаешь. Даже объяснять ничего не придется, она и не спросит, сама сообразит – двор проходной, через него многие ходят, спускаются по лестнице вниз, на Майронё, к самой большой и дешевой в центре автомобильной стоянке; предположим, я там оставила автомобиль.