Жемчуг (СИ)

— Хотя бы потому, что иначе я заставлю тебя выхлебать всю эту бутыль, — Синг щёлкнул пальцем по бутылочке с ядом, заставив её покачнуться. — Ты делал этот яд. Ты как никто другой в этом городе знаешь, что он может сделать.

Отравитель побледнел.

— Ты сможешь заставить меня? Ты? — он насмешливо уставился на Синга, но коллегист видел, как насмешка с каждым мгновением трескается, обнажая страх.

— А почему нет? Потому что, я, видите ли, лекарь? — Синг насмешливо фыркнул и принялся закатывать рукав рубахи под настороженными взглядами всех собравшихся. А затем принялся разматывать повязку. — Вся моя жалость и этика сожжены со всеми теми, кого прикончила твоя игрушка. Знаешь, сколько людей я сам сжёг? А скольких сожгли другие? Так вот, — Синг отбросил окровавленную повязку и протянул левую руку отравителю. — Вот это вот мне пришлось сделать, когда я понял, что чуть запустил процесс. С помощью лекарства удалить заражённые ткани получилось.

Отравитель изумлённо смотрел на изрезанную руку, которая была больше похожа на кусок кровоточащего мяса.

— Как думаешь, — вкрадчиво спросил Синг, медленно поворачивая руку. — Осталась ли во мне жалость после такого?

— Ты позволил сделать это с собой? — хмуро спросил Робартон.

— Нет. Я сам это делал, — отмахнулся Синг. — Так что? Ты будешь говорить, или мне сходить за кружкой?

Отравитель дрожащей рукой вновь взял очки со стола. Разбитые и бесполезные. Вновь водрузил их на нос.

— Веспремский Торговый Совет, — наконец, выговорил отравитель.

— Прелестно, — Робартон с резко помрачневшим лицом вскочил со стола и принялся беспокойно ходить по комнате. — Веспрем, значит, да? Старина Мурмин Хорстон?

— Мне сказали, что это его поручение. Но я сам с ним не разговаривал. Никто из нас не разговаривал.

— Ну, это было ожидаемо, — прошипел Робартон от окна. — Веспрем, ну конечно же, — он резко развернулся к Сингу. — Понимаешь?! Веспрем! Они решили во имя торговых интересов убрать целый город! Убрать вот так!

— С каким размахом, какой ценой, — прошептал Синг сам себе, вновь обматывая повязкой руку. — И опять во главе всего — деньги. Как мило и ожидаемо.

— Ожидаемо?! — взревел Робартон, и Сингу захотелось заткнуться, сжаться и вообще исчезнуть из этой комнаты. — Ожидаемо?! Ты ожидал чего-то такого?!

— Я не удивляюсь ничему с того момента, как понял, что это всё — просто яд, — устало вздохнул Синголо, стараясь не выказывать испуг и сосредоточенно заматывая повязку. — Кстати говоря — как вы распространяли яд?

— Река, колодцы, — потерянно произнёс отравитель. — Ничего неожиданного. Мои… Подручные иногда устраивали соревнование. Кто дальше забросит бутылку в реку. С балкона.

— Сказанное тобой лишь убеждает меня в том, что повесить тебя — крайнее милосердие, — прошипел Робартон.

— А потом — испарение, концентрация и прочие интересные процессы, да? — не обращая внимания на мельтешащего и ругающегося Робартона, спросил Синг.

— Да. Дело лишь в концентрации. Полагаю, ты уже сам понял, да? — убито спросил мужчина.

— Пришлось, — вздохнул Синг, вставая. — Робартон. Делайте с ним что хотите. Но я настаиваю на милосердии.

— Повесить — это меньшее… Погоди. Чего? Что хочу? — Робартон ошарашенно уставился на него. — Я хочу его разорвать на части, а его голову как-нибудь запихнуть в янтарь и поставить в своём кабинете.

— Почему янтарь? — беспомощно спросил отравитель.

Синг усмехнулся. Ещё недавно он был готов сопротивляться им и гордо умереть. А теперь, когда смерть схватила его, тряхнула и заглянула в глаза, он…

Стал обычным человеком.

— Люблю янтарь, — прошипел Робартон. — Но я всё же склоняюсь к идее напоить тебя этой дрянью, а затем, пока ты будешь умирать, медленно отрезать от тебя по кусочку!

— Не надо, — тихо произнёс Синг, накидывая на плечи плащ. — Не надо, Ирвин. Отпусти его.

— После всего?!

— После всего. Что изменит его смерть?

— Он это заслужил, — пожал голос один из людей Робартона.

— У меня мать загнулась от этой хери, — прохрипел другой, глядя красными глазами на отравителя.

Робартон красноречиво указал на своих людей и вытаращил глаза.

— Неужели…

— Решай сам, Ирвин, — отмахнулся Синг. — Я лекарь. Мне не положено решать, кому жить, а кому умирать. По крайней мере, я устал это решать.

И он направился к лестнице.

Глава 37

Шум застолья доносился до Синга будто откуда-то издалека.

Он видел, как раскрываются для смеха или очередного глотка алкоголя рты. Видел, как поднимаются и опускаются в весёлой жестикуляции руки. Видел улыбки, слышал смех…

Но откуда-то издалека. Он был погружён в своё занятие.

Он разглядывал кольцо.

Перстень с кроваво-красным рубином. Синг никогда не понимал тяги к таким блестяшкам — кроме их дороговизны, — но теперь видел, что этот камень был… Да, более чем красив. А изящная, серебряная вязь, держащая камень на перстне, была выше всяких похвал.

В отличие от руки, на которой этот перстень был надет. Синг с отвращением смотрел на жирную, неуклюжую кисть. Изящный и тоненький перстень казался бечёвкой, которой перетянули колбасу.

Когда толстый цеховой мастер потянулся за жареной ножкой, кольцо вымазалось в соусе.