Жемчужина

Внешне они походили на юрцов. Тех самых юрцов, что снуют меж разогретых камней и бегают по стенам, цепляясь липкими когтистыми лапками. Только размером в несколько раз больше человека. Ступени лестницы, ведущей к бункеру верховного анамибса от нижней террасы, явно предназначены не для наших ног. Чтобы взобраться, мне приходилось подпрыгивать, ложиться животом на край, забрасывать ногу — и так с каждой новой ступенькой, от чего к концу подъема я основательно вымотался, на одежде появились новые прорехи, а руки, ноги и живот кровоточили многочисленными ссадинами.

Знание лекарственных растений, по иронии судьбы, полученное мною от жрецов Звездного Огня, помогло отыскать среди камней листья жгутиковой камнеломки, довольно распространенной травы за пределами долины, но почему-то редко попадающейся здесь — она прекрасно останавливают кровь и освобождает раны от злостных невидимых существ, вызывающих гниение плоти.

Едва ли хозяева лестницы испытывали подобные затруднения. И крутизна подъема не должна была их смущать: эти ящеры, насколько известно ученым мужам, ходили на четырех лапах, хотя передней парой пользовались и как мы — руками. Хвосты носили только юные особи — они отпадали сами или, кто знает, вдруг их отсекали? Наверняка у анамибсов имелись какие-то ритуалы инициации, и, возможно, это событие приурочивали к достижению совершеннолетия… Если, конечно, образ мышления их хоть отчасти напоминал наш.

Конечно, когда я впервые входил сюда, еще не зная наверняка, но уже предполагая столкнуться с наследием анамибсов, я не называл это сооружение «бункером».

Вход не был завален или заложен камнями, как это наблюдалось в некоторых «гипсовых усыпальнях», когда-то разбросанных, похоже, по всей Жемчужине, но теперь редко попадавшихся на глаза людям по причине древности и изначальной уединенности таких мест от кипящей жизнью зеленых равнин.

Внутри обнаружилось несколько рукотворных пещер с осыпавшейся гипсовой лепниной. Все деревянные конструкции сохранились в целости, но мне трудно распознать их назначение. Один из залов — человеческому глазу он показался бы огромным, а по меркам анамибсов, наверное, являлся каморкой — имел абсолютно гладкие стены и куполообразный потолок, так несвойственный нам в Хампуране. В некоторых варварских землях, кажется, строили такие же — не удивлюсь, если в подражание анамибсам, хотя могли бы найтись и другие причины.

Центр округлого зала занимал черный камень, напоминавший вытащенную из моря гальку, увеличенную до пяти моих обхватов. Приняв его за своеобразный алтарь, я отрицательно дернул плечом — если это и алтарь, последний служитель культа, знавший соответствующие ему ритуалы, умер задолго до моего рождения, камень ничего не расскажет о них.

В первое посещение вершины для меня важнее было осмотреться по сторонам, ведь тогда я еще совершенно не представлял себе, где оказался.

Отсюда открывался прекрасный вид на долину, окаймленную ожерельем белоголовых гор, поблескивающую змейками рек и сверкающую дугообразными зеркалами озер.

Голубоватая зелень высокогорных тристинов, игольчатыми шарами заполонивших верхнюю террасу, ниже сменялась густо-зелеными и коричневыми шапками чечевичников, перепутавшихся с шерстянкой, в жаркое полуденное время усыпанной крупными каплями сладковатого сока. Еще ниже появлялись клубки ленточных серпарид.

Серпариды — колонии лианообразных грибов, лентами обвивающих скалы и деревья, а, за неимением опоры, громоздящихся друг на друга и образующих невероятно запутанные скопления иногда в три-четыре человеческих роста высотой. Они стараются обвить все, что стоит хотя бы более-менее вертикально.

Если подойти к серпаридам вплотную и остановиться, замереть на девятину дня — допустим, у кого-то хватит терпения — ленты опутают его с ног до головы и скроют под собой как обычный древесный ствол. Что интересно, эти грибы не опасны для нас, не ядовиты, не паразитируют на других растениях и не используют солнечный свет для создания питательных веществ — они даже отражают его, покрываясь липкой зеркальной слизью, которую так любят использовать ремесленники. Будучи снятой с гриба, она быстро перестает сверкать, но зато из нее получается прекрасная перламутровая эмаль.

Ленточники с помощью своей слизи ловят пыльцу, всегда в изобилии наполняющую воздух в месте их произрастания и разносимую ветром. Через поры гриб всасывает, забирает улов, и выделяет заново уже очищенную слизь.