Я послушно взяла чашку и сделала глоток. Дыхание перехватило, напиток обжег мне горло, как огнем, я уронила чашку и закашлялась. К моему удивлению, чашка, которой полагалось упасть на стол, даже не зазвенела. Придя в себя и обретя способность нормально дышать, я увидела, что чашку держит Тристан. Он смог поймать ее, не расплескав вина.
— Всё ясно, пить ты не умеешь, — сказал он насмешливо и опрокинул вино в себя, даже не поморщившись.
— Зато у вас неплохо получается, — заметила я. — Особенно ловить чашки на ощупь. Тут должен быть настоящий талант.
То, что произошло дальше, больше походило на события из кошмарного сна. Лорд Тристан вскинул на меня глаза, и я вздрогнула — они были не мутно-голубые, бельмами, а темные, искристые, как у сокола.
Я не успела решить — стоит пугаться этого или нет, как вдруг Тристан отбросил чашку, взвился с места, перескочив столик, и опрокинул меня на пол, уложив на спину, а сам устроился сверху, перехватив мои руки за запястья и прижав их над моей головой.
Только тогда я услышала жалобный звон разбивающейся чашки и сначала подумала, что на нас напали, и Тристан защитил меня от стрел, но тут он поцеловал меня.
Поцеловал в губы, припав ко мне жадно и крепко. Я задохнулась от этого поцелуя, как от прозрачного вина, и застонала, пытаясь отвернуться. Тристан оторвался от меня, тяжело дыша. Глаза его сверкали, как звезды, и он смотрел на меня. От него пахло морем и медом.
— Ты не слепой, — сказала я, — и это ты спас меня от Ланчетто.
— А это ты целовала меня тогда, а не Милдрют, — сказал он и снова поцеловал меня, принуждая приоткрыть рот.
Он отпустил мои руки, ощупывая мою грудь, бедра, опять грудь. Он потянул ворот моего платья, чтобы забраться ладонью за корсаж, и в это время я схватила Тристана за волосы, дернув изо всех сил. Он взвыл, приподнявшись на локте, а я толкнула его, повалив сначала на бок, а потом на спину, и уселась на него верхом, задрав подол платья, чтобы было удобнее сидеть.
— Значит, ты дракон, — сказала я, уперевшись ладонями ему в плечи.
— Ты же догадалась, — ответил он и опять повалил меня, оказавшись сверху.
Мышцы так и заиграли под его гладкой кожей — твердые, как железные. Нет, я ни за что не справилась бы с ним, вздумай даже сражаться насмерть.
— Это было нетрудно, — сказала я насмешливо, глядя ему прямо в глаза. Мой взгляд удержал его от очередного безумства, хотя я чувствовала, как он возбужден, и что страсть и ярость переполняют его. — Не пойму только, как тебе удалось дурачить других так долго.
Он пропустил всё мимо ушей и хотел опять меня поцеловать, но я чуть отвернулась, показывая, что не желаю продолжения.
— Я хочу тебя прямо сейчас, — выдохнул он, и голос его звучал глухо, с присвистом. — Я давно хочу тебя.
Я бы не удивилась, мелькни сейчас между его губ раздвоенный змеиный язык.
— Ты так долго ждал, — прошептала я, удерживая его взглядом, — почему же решился теперь?..
— Надоело притворяться, — ответил он, прижимаясь ко мне всем телом и начиная двигаться медленно и ритмично. — Надоело играть, надоело прятаться… Сегодня я чуть не потерял тебя…
Эти змеиные движения и жаркие слова, эта неприкрытая страсть, шум бури и полумрак комнаты — всё опьяняло меня, кружило голову, смущало разум. А может, виной тому было огненное вино — всего глоток, но обожгло даже сердце. Тело моё откликнулось на призыв. Не могло не откликнуться, потому что в этом человеке — или драконе — я видела стихийную силу, возбуждающую опасность, молодость и красоту, но больше всего пьянило ощущение моей власти над ним. Он хотел взять меня, но я не позволила — и он отступил. Повелевать стихией — морской бурей, морской бездной — только от сознания этого можно было сойти с ума, и самой стать дикой, как люди на заре мире, когда всё было просто, и никто не сдерживал желаний сердца.
Усилием воли я обуздала безумие, готовое захватить меня всю, без остатка, и спросила:
— Так что было под змеиным деревцем?..
— Никак не уймешься… Остановись, Жемчужина, пока не поздно…
Моего сознания не сразу достигло, что он назвал меня по имени — Маргарита.
— Получается, моя тайна — тоже не тайна, — прошептала я, положив ладонь ему на щеку. — Тогда зачем нам молчать, если почти все тайны раскрыты?
— Сейчас я не хочу говорить, — признался он, — я хочу тебя.
Он снова набросился на меня с поцелуями — целовал мои глаза, щеки, губы, спустился ниже, припав к шее. Его безумие захватывало меня, его страсть находила отклик и во мне, и это пугало и… вызывало восторг. Я считала, что никогда не посмотрю на мужчину, охваченного страстью, кроме как с брезгливой насмешкой, но здесь и сейчас я не помнила тех испытаний, что мне пришлось пережить. Ответить на любовь дракона — это было все равно, что раскачиваться на качелях над обрывом.
— Моя Жемчужина… — шептал он, дергая шнуровку на моем корсаже и спуская с моих плеч рубашку, — моя Маргарита…
— Подожди! — воскликнула я, еще удерживаясь на краю обрыва, еще оставаясь человеком, хотя животные страсти готовы были вот-вот меня захлестнуть. — Остановись, прошу!