Жемчужина, сломавшая свою раковину

Позже я узнала, каким образом организована работа депутатов парламента. Каждому депутату выдается определенная сумма денег, чтобы он мог нанять секретаря, водителя и двух персональных охранников. Но эти деньги, как и депутатскую зарплату Бадрии, Абдул Халик прибирал к рукам, предоставлял жене свою машину и телохранителей. Что касается бумажной работы, то, будучи не в состоянии справиться с ней самостоятельно, Бадрия так часто обращалась за помощью в секретариат и так всем надоела, что ее предупредили: либо она нанимает личного секретаря, либо ей перестанут выплачивать деньги на содержание помощника.

Конечно, это была всего лишь пустая угроза, однако Бадрия понимала, насколько секретарь, то есть я, облегчит ей жизнь. Но обо всем этом я узнала много позже. Как и о том, что Абдул Халик и Бадрия не были исключением, многие депутаты поступали точно так же. Похоже, в то время в Кабуле вообще мало кто честно выполнял работу, за которую получал деньги. Впрочем, как и свои предвыборные обещания.

Мне же, надеясь, что все будет в порядке, оставалось доверить сына Джамиле и делать то, что я задумала. В конце концов, я затеяла это не только для себя, но и для него.

— Ладно, — согласилась я, думая, что, возможно, сейчас совершаю шаг, который изменит мой насиб.

Глава 38 ШЕКИБА

Когда Шекиба впервые попала во дворец, она едва осмеливалась взглянуть в глаза окружающим, даже женщинам, не говоря уж о мужчинах. Вступать в разговоры с людьми ей тоже было непросто. Слишком долго она жила, скрывая лицо под паранджой, и работала в домах, где ее либо не хотели видеть, либо не желали слышать. Шекиба хорошо запомнила, как впервые услышала слова приветствия, брошенные мимоходом одним из солдат дворцовой охраны. Тогда она едва не лишилась чувств. А встреча на дорожке парка с садовником, который взглянул ей в глаза, посеяла настоящую панику. Прошло несколько часов, прежде чем у Шекибы перестали дрожать руки.

Однако время шло, Шекиба становилась менее пугливой, к тому же мужская одежда придавала ей уверенности. Постепенно она привыкла к ежедневному общению со слугами, не только с теми, кто приходил в гарем, но и работавшими во дворце.

Так незаметно пролетел год. Теперь Шекиба свободно перемещалась по территории дворца, зная ее как свои пять пальцев. Она познакомилась со всеми обитательницами гарема, выяснив о каждой из них такие подробности, что иногда диву давалась. Она наблюдала, как растут, делают первые шаги, произносят первые слова их дети — дети эмира. Сам эмир, судя по отзывам людей, давно работающих во дворце, был хорошим правителем. Хабибулла строил по всей стране дороги, организовал школы, военную академию и другие учебные заведения.

Эмир часто покидал свою резиденцию, иногда отсутствуя по нескольку недель. Возвращаясь, Хабибулла часто привозил новых наложниц — как правило, совсем юных, едва начавших созревать девочек. Шекибе приходилось наблюдать, как первое время они мечутся, не находя себе места, как страдают и плачут, до тех пор пока, смирившись со своей судьбой, не втягиваются в жизнь гарема.

«У каждого в Арге своя роль».

Появление молодых наложниц заставляло тех, кто постарше, поджимать губы и задумываться о собственном будущем. Сакина злилась, саркастически хмыкала и давала новеньким насмешливые советы, а после целыми днями ходила мрачнее тучи, если эмир, увлекшись свежим приобретением, слишком долго обходил ее вниманием.

Беназир, с которой Шекиба познакомилась в свой первый рабочий день, благополучно родила девочку. Она назвала ее Межган и подвела младенцу глаза кохлем, как советовала Халима.

Фатиме последнее время нездоровилось. Бледная и слабая, она почти не выходила из своей комнаты. Сыну Фатимы едва минул год, за мальчиком в основном присматривала Халима, поскольку у матери не хватало сил даже накормить его. Что за болезнь приключилась с несчастной Фатимой, никто не знал. Ее навещала доктор, англичанка миссис Браун. Врачей-женщин в Кабуле не имелось, а о визите в гарем мужчины, пусть и врача, не могло быть и речи. Английского доктора привезли из-за границы, она была человеком добрым, но прямолинейным, так что подопечным миссис Браун — или, как они звали ее, Браун-ханум — на сантименты рассчитывать не приходилось. Хабибуллу англичанка устраивала своим профессионализмом и скромным поведением. Она жила во дворце, лишь изредка уезжала к себе на родину. Осматривая Фатиму, миссис Браун прикладывала стетоскоп к груди и спине больной, давила руками на живот, тяжело вздыхала, хмурилась и задумчиво терла подбородок.

И все же, несмотря на периодически вспыхивающие склоки, жизнь гарема напоминала жизнь большой семьи. Старшие женщины вели себя по отношению к младшим, словно матери, а юные наложницы зачастую чувствовали себя как сестры, у которых есть одна игрушка на всех и из-за которой они иногда ссорятся.