Жемчужина, сломавшая свою раковину

Не хочется рисовать! Это было так не похоже на Парвин. Я взяла ее руки в свои, не зная, что сказать. У меня в голове роилась куча вопросов, но ответы ранили бы нас обеих. Я смотрела на сестру, не отводя глаз, пока она, неловко улыбаясь, говорила и говорила, вспоминая смешные истории о наших младших сестрах — Рохиле и Ситаре. Парвин говорила так, словно видела их только вчера. Мне хотелось спросить ее о муже. Неужели и ей приходится терпеть то же, что и мне?

— Тетя Шаима говорит, что, возможно, Рохила скоро пойдет в школу. Здорово, правда? Ей там наверняка понравится.

— Тетя Шаима? — встрепенулась я. Мне вдруг показалось, что Парвин бредит или сошла с ума. — Ты видела тетю Шаиму?

— Да, она приходила сюда. Недели две назад. Мы виделись с ней мельком, у ворот. Она спрашивала о тебе, но я сказала, что ничего не знаю.

— Тетя была здесь! Но почему же она не зашла ко мне?

— Она пыталась. Но ее не впустили.

Ну конечно. Они не хотят, чтобы мои родные узнали, как плохо со мной обращаются.

— А что еще она говорила?

— Говорила, что папа-джан все такой же — лежит целыми днями в гостиной и курит, только стал поспокойнее, потому что теперь у него много денег и «лекарств». У мамы-джан и девочек все хорошо. Мы недолго говорили, всего несколько минут. Мне не хватает тетиных историй про бабушку Шекибу. Помнишь? Они мне так нравились. Последнее время я часто думаю о нашей прапрапрабабушке.

Я тоже чаще, чем когда-либо, думала о бабушке Шекибе. Как она поступила бы на моем месте? Или я на ее. Да и есть ли разница между тем, что произошло с ней и что случилось с нами?

— Парвин, а может быть, нам просто сбежать? — прошептала я вдруг, перебивая ее болтовню. — Улизнуть потихоньку, как я сегодня. Это оказалось совсем не трудно!

Ах, если бы я тогда знала, что ждет нас в будущем, то так и поступила бы. В ту же ночь взяла бы сестру и сбежала с ней куда глаза глядят. По крайней мере, у нас был бы шанс, особенно у нее.

— Рахима, вечно ты выдумываешь! Конечно, здесь трудно и много работы, но мы привыкнем. Мама-джан сказала, что мы должны делать все, что от нас потребуют. Я так и делаю. Смотри, у тебя будут большие неприятности, если попытаешься сбежать.

У меня сжалось горло. Слушая Парвин, которая говорила с такой обреченной покорностью и которая больше не была похожа на саму себя, я вдруг со всей очевидностью поняла, что и побег для нас невозможен. Особенно для нее. Со своей хромой ногой Парвин не уйдет дальше десятка метров от ворот дома.

В глубине коридора послышались голоса.

— Где она? Кто ее впустил?

— Она пришла одна? Гулалай-биби знает?

Голоса приближались. Я поняла, что наше время истекло. Гораздо быстрее, чем я рассчитывала. Мне было все равно, кто именно пришел за мной, я не стала даже поворачиваться к двери. Я поцеловала сестру и сжала ее руки в своих руках.

Дверь распахнулась.

— Парвин, прости меня. Мне очень жаль. Прости меня, — снова и снова повторяла я. — Я рядом с тобой, Парвин. Помни, ладно? Я рядом с тобой, Парвин!

Я поднялась на ноги, продолжая неотрывно смотреть на сестру. В шуме воплей и ругани ворвавшихся в комнату людей Парвин со странным спокойствием смотрела на меня.

— Птички разлетаются. Одна за другой. Птички разлетаются… — тихо сказала она, глядя, как меня выволакивают из комнаты, в очередной раз отрывая нас друг от друга.

Глава 27 РАХИМА

Гулалай-биби была в ярости.

Кто-то видел, как я выходила со двора. Слух дошел до Бадрии, а та с превеликой радостью поспешила сообщить свекрови. Но это уже не имело значения. Я и так ненавидела их всех, а теперь стала ненавидеть еще сильнее. Бадрия оказалась даже более злобной и мстительной, чем мне показалось вначале. Я мечтала, что в один прекрасный день посчитаюсь с ней за все то зло, которое она причинила мне. Неудивительно, что ее сынок Хашмат такой мерзкий урод.

Но я радовалась обрушившемуся на меня гневу Гулалай-биби. Каждая новая оплеуха, каждая новая затрещина приближали меня к заветной цели — вот-вот свекровь не выдержит и заорет, что с нее достаточно, что она отправляет меня домой к матери. Я прикрывала голову руками от сыпавшихся на меня ударов и ждала. Когда же заветных слов не последовало, я заговорила сама:

— Если я такая ужасная, почему бы вам не вернуть меня родителям?

Гулалай-биби замерла. В тот самый момент я осознала, что выдала себя. Мой план с треском провалился. Теперь свекровь точно знает, чего именно я хочу, и именно поэтому ни за что так не поступит. Пусть даже это опозорило бы мою семью, унизило бы их в глазах всей деревни — нет, она скорее обломает целую дюжину палок о мою спину, нежели позволит мне вернуться домой. Ну что же, хитрость не удалась, но, по крайней мере, я повидала сестру — или то, что от нее осталось. Наша Парвин, всегда такая ранимая и хрупкая, изменилась до неузнаваемости. Я понимала, что часть вины за случившееся лежит на мне, — если бы не та ссора с мамой-джан, все могло бы быть иначе, — а другая половина ложится на плечи отца, во многом из-за его пристрастия к опиуму.