Жемчужина востока

— Сыновья мои, вас только двое, и оба вместе или один за другим должны наследовать царства полувселенной. Плохо, если между вами царит разлад, на этой враждебности судьба может построить вашу гибель и гибель вашего царства и подвластных вам народов. Примиритесь, прошу вас! Ведь вам обоим всего довольно, всего хватит с избытком, что же касается настоящего вопроса, то таков мой суд: как и вся военная добыча иудейского народа, эта девушка законная и неотъемлемая собственность Тита. Тит, который гордится тем, что никогда не отменял и не изменял ни одного своего плана, решил, что она будет продана, а вырученные от продажи деньги пойдут его раненым солдатам и бедным. Следовательно, она уже, действительно не принадлежит ему, и он не может распорядиться ею, даже в угоду брату, и я, как Тит, говорю тебе: если ты хочешь иметь, купи ее на торгу!

— Э, да я и куплю ее! Но клянусь, что рано или поздно Тит заплатит за нее такою ценой, которая покажется ему слишком дорогой! — И, повернувшись, Домициан вышел из залы в сопровождении своего секретаря и приближенных офицеров.

— Что он хочет этим сказать? — спросил Веспасиан, тревожно глядя ему вслед.

— Он хочет сказать этим… — ответил Тит. — Ну, да время и судьба покажет миру, что он хотел этим сказать.

Что же касается тебя, «Жемчужина Востока», то ты столь прекрасна, что займешь одно из лучших мест в триумфе, а затем желаю, ради тебя самой, чтобы нашелся в Риме такой человек, который на торгу перебил бы тебя у Домициана! — С этими словами Тит сделал знак рукою, что аудиенция окончена. Галл с пленницей удалился.

XXI. ТРИУМФ

Прошла еще неделя, наступил канун триумфа. После полудня пришли швеи, принеся Мириам наряд, который она должна была надеть на завтра. Наряд этот был поистине великолепен: из дорогого белого шелка, весь вышитый серебром и жемчугом, с изображением ворот Наканора на груди, но при всем своем великолепии платье было так низко вырезано на груди и на плечах, что Мириам считала позорным для себя одеть его.

— Ничего, ничего! — успокаивала ее Юлия. — Они сделали это для того, чтобы толпа могла видеть твое жемчужное ожерелье, от которого ты получила свое прозвище «Жемчужины»!

Так говорила добрая женщина, но в душе она проклинала эту развратную толпу, которая могла наслаждаться позором бедной, беззащитной девушки.

Галл, со своей стороны, получил предписание относительно того, куда и к какому времени представить вверенную ему девушку и кому ее сдать. Посланный, принесший предписания Галлу, принес еще сверток, в котором оказался драгоценный золотой пояс с аметистовой застежкой, на котором была сделана надпись: «Дар Домициана той, которая завтра будет его собственностью!»

Мириам отшвырнула от себя этот драгоценный пояс, как будто он ужалил ее.

— Я не надену его! — воскликнула она. — Сегодня я еще принадлежу себе!

Вечером, когда уже стемнело, Мириам посетил епископ Кирилл, глава христианской церкви в Риме, бывший некогда другом и учеником апостола Петра.

Пока Галл сторожил, чтобы никто не вошел невзначай и не потревожил их, Кирилл долго утешал и ободрял бедную девушку, затем, преподавал свое благословение Мириам и напутствовав ее новыми словами утешения, он простился с нею.

— Я должен теперь покинуть тебя, дочь моя, на мое место заступит невидимо Тот, Кто не покинет тебя до конца, и спасет тебя, как уже столько раз спасал тебя. Веришь ли этому?

— Верю, отец! — убежденно и искренне ответила Мириам.

И, действительно, в те времена, когда еще были люди, знавшие и видавшие самого Иисуса Христа, когда слова его еще были живы в их памяти и звучали над миром, глубокая убежденная вера Его последователей была достаточно сильна, чтобы заставить их временами ощущать Его присутствие среди них.

В эту ночь во многих катакомбах Рима возносились горячие молитвы за Мириам. Мириам, успокоенная и утешенная, спала крепким сном до самого рассвета. На рассвете Юлия разбудила ее, нарядила в великолепные одежды и, когда все было готово, со слезами простилась с ней.

— Дитя мое, ты мне стала дорога, как родная дочь, и теперь я не знаю, увижу ли тебя когда-нибудь!

— Быть может, даже очень скоро, а если нет, то призываю благословение Бога на тебя и на Галла, которые любили и берегли меня, как родную!

— И которые надеятся и впредь оберегать тебя, дорогая! Клянусь римскими орлами, пусть Домициан остерегается того, что он задумал сделать. Кинжал мщения может пронзить и сердца князей!

— Но пусть то будет не твой кинжал, Галл, — сказала ласково Мириам, — будем надеяться, что тебе не будет надобности мстить!