Жемчужная Триада

Десять лет назад на мальчика началась бы настоящая охота. Прямо как на Рамерика, едва он стал императором. Потому что в консервативном Кальтиринте существуют такие традиции, которые не прервут никакие законы, никакие правители. Традиции, против которых бессильно время – настолько глубоко они выжжены в лиренах этого мира. Одна из них, центральная, непоколебимая, догматичная – неоспоримое право сильного. Ты можешь занять любое место, если окажешься достаточно способным, при этом о методах никто и не спросит. Можно попасть в школу, доказав приемной комиссии, что ты находчивее прочих претендентов. Можно занять чью-то должность, уличив соперника в ошибке или проступке и блеснув собственным совершенством. А еще конкурентов можно просто убить. Хотя подчас убить оказывается совсем не просто – фиолетовая категория открывает Врата Смерти. Вот почему другая традиция не менее жестко регламентирует порядок таких «состязаний» – меряться силами дозволено только в псевдомире. Слишком хорошо память мира хранит отголоски Диких Времен, когда-то едва не уничтоживших Кальтиринт.

Право сильного, безрассудное и необузданное, было вычищено и доведено до совершенства силами, его породившими – естественными законами жизни. Империя же отшлифовала совершенство до безукоризненного идеала. Сильный, занявший не свое место, быстро низвергался, казалось бы, сам по себе, на деле же логика подтверждала свое царствующее положение. Тот же Глэмрий, невероятно способный в Клиадральном плане, не сможет справиться на месте потерявшего страх и чувство меры Баромслия без знаний и навыков в управлении финансами. Если при неумелом управлении его не доведут до изнеможения обрушившиеся проблемы, бунты, многочисленные покушения и более талантливые претенденты, император, в конце концов, сам сместит неудачника. В Кальтиринте сильная реальная власть, а она быстро выявляет и уничтожает тех, кто сел на чужой стул. Императорский трон – не исключение.

Высокородные падальщики знают об этом и всеми силами стараются заклевать тех, кто, по их мнению, не на своем месте. Само собой, они часто не правы, и тогда у жертвы только два пути – пасть или выстоять. Шестнадцатилетний Рамерик, занявший императорский престол, собрал, наверное, почти всех таких падальщиков, благополучно отправил их «на стражу сна», прошел через вещи, встряхнувшие даже пропитанный кровью Кальтиринт. Выстоял, доказав невозможное. После такого прецедента Демоны дважды подумают, прежде чем покуситься на Глэмрия, хотя первый год тому придется нелегко в любом случае. Вот почему мальчик старательно оттачивает Клиадральные плетения в псевдомире, уверенно готовясь к будущему рывку. Вот почему Тэваридий указал на него императору. Вот почему владыка Аурелиус отказался от уже привычного для себя назначения в пользу традиционного эффектного жеста.

Молодой Рэльфрид, влекомый тщеславием и жаждой мести за род, наконец удовлетворенной на втором экзамене, потратил немало времени, чтобы доказать неоднократные хищения средств Баромслием. Очень скоро он получит новые, более возвышенные стимулы к саморазвитию, научится у власти нужному и ненужному. Тогда мальчик вырастет в настоящего Демона во всех смыслах этого слова. Тогда ему можно будет доверить весь Ваэлл. Тогда Кальтиринт станет еще немного сильнее, и еще один прогнивший пережиток прошлых эпох развеется вместе с прахом лирен, по привычке его лелеющих.

Шесть бесконечно долгих лет пришлось потратить на то, чтобы привести громоздкую бюрократическую систему в относительно упорядоченное состояние, добиться фактической, а не номинальной ее централизации, не тревожа древнейшие устои Кальтиринта – одним словом, извести гибельные сорняки, заполонившие империю в темные времена Великой Восьмерки. А ведь еще столько нужно успеть.

--- То, что я тебе сейчас скажу, должно остаться между нами. Это твое первое задание в качестве моих глаз в Ваэлл. Пусть его исполнение и начнется еще не скоро, если вообще начнется. Для начала, не произноси ни слова до начала церемонии.

Едва дыша, Глэмрий низко опустил голову.

Он еще плохо воспринимал реальность после череды невероятных событий, за несколько минут перевернувших привычный жизненный уклад с ног на голову. Еще не верил в достижение цели, казавшейся такой далекой, может, недостижимой. Еще видел перед собой растерянного Баромслия, не способного от неожиданности выстроить ни одного стоящего плетения. Открывающиеся перспективы ослепляли, дурманили, ошеломляли.

Вокруг суетилась невидимая прислуга, драпируя Почетный Зал для предстоящего мероприятия тяжелыми голубыми, зелеными и черными тканями. Влиятельнейшие лирены империи – Вэртрид, Арлет и Чэттуний о чем-то неслышно переговаривались на балконе совсем рядом. Владыка Аурелиус сидел напротив и поручал ему, студенту, нечто важное, не сравнимое с тем, что приходилось делать ранее. Так легко было потерять осторожность, но мысли оставались холодными. И этим Глэмрий гордился.