Девушка отвела глаза, чувствуя себя ужасно пристыженной и совершенно не имея сил ничего на это ответить. Или — не имея смелости. Она вперила взгляд в покрывало и впилась ногтями себе в ладони, просто не зная, как оправдаться, потому что звучать это будет глупо. И потому что поступила она явно глупо — лгать не умела, но зачем-то взялась и своими недомолвками доставила Тики только больше беспокойств.
Мужчина глубоко вздохнул и снова сел. И Алана тут же вскинула голову, впиваясь взглядом в его лицо, боясь, что он уйдет и оставит ее здесь наедине со своими страхами, которые…
— Иди ко мне, — тихо попросил он вместо этого, и девушка ошарашенно замерла, прослеживая в изгибе его губ легкую улыбку — и в следующую же секунду буквально влетая в его объятия.
Как хорошо. Как тепло.
— Тебе снятся кошмары, так? — почти прошептал Тики ей в волосы — и легко прижался губами к ее виску, буквально на секунду, но в то же время как будто на целую вечность. Алана рвано закивала и зажмурилась — теперь уже от облегчения. Потому что если Тики здесь, с ней, никакие кошмары ей не грозят.
И это было так потрясающе, так приятно, так… так… так, что заканчивать этого не хотелось.
— Ну ничего, теперь тебя никто не тронет, слышишь? И даже кошмары тебя не тронут, потому что я их сам прогонять от тебя буду, понятно? — ласково шептал он ей на ухо, осторожно обнимая за плечи и гладя большими ладонями по спине, отчего Алана чувствовала себя такой маленькой, такой беззащитной, такой ещё совсем девочкой, нуждающейся в добром и сильном взрослом, который мог бы позаботиться о ней. И это чувство было до омерзения противным и до дрожи прекрасным одновременно. Таким, что девушке казалось, словно её изнутри надвое разрывает от таких противоречивых эмоций.
Алана уже давным-давно не была ребёнком, большая часть океана её побаивалась, считая ведьмой и убийцей, а сама она с несколько столетий считала себя глыбой льда — безэмоциональной и всегда спокойной, но сейчас, рядом с этим мужчиной, в его согревающих и успокаивающих руках она вновь казалась себе мелкой русалочкой, которую по ночам успокаивал Рогз и которой пела песни Укра.
— Обещаешь? — только и выдавила девушка, силясь не расплакаться, и уткнулась ему носом в плечо, прижимаясь ближе и давая возможность — и разрешение — обнять себя крепче. Тики мягко согласился с ней и скользнул пальцами по ткани одежды — там, где скрывался шрам от отрезанного плавника.
— Если хочешь, я буду даже сказки тебе читать, — с явной улыбкой в голосе пообещал он, и Алана не сдержала смешка, чуть отстраняясь и вскидывая на него глаза. Щеки у нее полыхали, но ей было так плевать на это… У Тики сердце колотилось быстро-быстро и очень сильно, и это было самым надежным доказательством того, что ее не осмеют и не предадут.
— Останься со мной сегодня, — попросила она, не отрывая от мужчины взгляда. — Пожалуйста… — и удивленно дернулась, когда Микк снова потянул ее к себе. Так обычно он тащил на руки Изу, отчаянно смущающегося (наверное, потому, что уже считал себя взрослым?..), но не выказывающего никакого сопротивления. Напротив — мальчик сам льнул к нему и ласкался, и что ж… Не зря.
Тики уложил ее на кровать и закутал в теплое легкое покрывало, сам устраиваясь рядом и позволяя буквально скатиться ему под бок. Алана закусила изнутри щеку и, чувствуя себя ужасно наглой, высунула из покрывала руку и обняла его за пояс, жмурясь и придвигаясь ближе. И — совершенно расслабляясь и растаивая, когда мужчина обнял ее за талию и прижал ближе к себе, утыкая нос в растрепавшиеся косы, начинающиеся едва ли не от самой макушки как раз, и выдыхая как-то блаженно.
— Сказки читать не будем? — ласково усмехнулся он, и девушка замотала головой, чувствуя себя и хорошо, и неловко, и как-то… почти привычно. — Тогда расскажи… что тебе именно снится, что ты не спишь по ночам? Я знаю, твои воспоминания о суше — это еще та мясорубка, но…
— Шан и Роц, — девушка посмотрела ему в лицо, ловя золотистое мерцание глаз в свете свечей и почти не боясь вот так говорить об этом. Почти — потому что это все равно было гадко, но в присутствии Тики ощущалось именно что просто страшным сном. — Я… я каждый раз откусываю Шану язык, когда он… — она не знала, как это называется, но если это тоже поцелуй, как сказал тогда Роц — у людей слишком мало определений, потому что поцелуй — это же призрак привязанности, разве нет? А это — это мерзость какая-то.
Мужчина успокаивающе провел ладонью вдоль позвоночника, тяжело выдохнув и опалив дыханием ей макушку, но ничего не ответил, и Алана продолжила, прикрыв глаза и чувствуя, что вновь может поделиться своими страхами и опасениями.
Правда, было немного жаль, что сам Тики с ней так ничем не делится, словно не доверяет или что-то в этом роде, и это заставляло чувствовать себя какой-то стервой, использующего отзывчивого мужчину как плакательную жилетку. Чувствовать себя эгоисткой, лишь забирающей и ничего не отдающей взамен.