— О, представляешь, все остальные тоже умерли! — со смешком развела ладони Алана, и от этого её смеха у Маны зашевелились волосы на затылке. И, как видно, не только у него одного: Тики взволнованно закусил губу, явно желая кинуться к девушке, чтобы успокоить её, а Лави встревоженно нахмурился, весь напружинившись, будто готовясь в любой момент поднять столп пламени, чтобы остановить выходящую из себя русалку.
Алана вдруг прикрыла глаза, тяжело вздохнув, и, гневно поджав губы, упала обратно на стул, отводя взгляд в сторону.
— Это не моя вина, — сквозь зубы выплюнул Мариан, буравя взглядом девушку, и она вдруг вскинулась (Мана заметил, как Лави обречённо качает головой), дико сверкая глазами — и вода в вазах задрожала, норовя лопнуть фарфоровые стенки.
А потом — Алана зашипела что-то на русалочьем, и с каждым новым словом лицо Мариана становилось белее и жёстче.
Мана заметил, как заходили желваки на лице у его собственного бледного от волнения и слабости отца, и растерянно оглянулся на напряженно следящего за ситуацией Лави. Тот неотрывно смотрел на Алану и с силой сжимал зубы — как будто не знал, то ли ему встать на ее сторону и выговорить царю все, то ли попытаться как-то ее заткнуть и сгладить ситуацию.
Впрочем, по сурово поджатым губам и холодным взглядам тритона в сторону Мариана парень понял, что попросту не умеющий сглаживать ситуации Лави выберет сторону своей тетушки.
Именно поэтому Мана и осмелился у него спросить:
— Что происходит?..
Лави бросил на него быстрый взгляд и тихо вздохнул:
— Она ему выговаривает за то, что он такой идиот. Говорит, война не закончилась только по его вине.
— И… чем это грозит? — Мана затаил дыхание, глядя на этих двоих, таких разных и таких похожих, и закусил губу.
И тут Неа, за все это время почти ни разу не шелохнувшийся и даже не проронивший ни слова, со звуком двинулся на своем стуле, разваливаясь на нем как на царском троне, и… вдруг отпустил руку Маны.
И — недовольно и очень отчетливо произнес:
— Вот это ничего себе отношения отца и дочери. Вот это вы не виделись кучу лет.
Тут же замолчавшая Алана повернула голову в его сторону… и вдруг понимающе улыбнулась, как будто тоже наблюдала за всем этим со стороны и к разговору с собственным отцом не имела ровным счетом никакого отношения.
— Никто и не говорил, что они теплые, — мягко заметила она. И только Мане показалось, что обстановка из-за сказанного его близнецом начала разряжаться, как в общую какофонию внезапно прорвавшихся в тронный зал звуков ввинтился холодный голос впервые за все это время открывшего рот Говарда Линка.
Тритон вскинул подбородок, глядя на присутствующих с неприкрытой злобой, и выпалил:
— Как ты посмел, погань, открыть свой рот, когда…
— Закрой ты свой рот, Говард, — внезапно резко оборвал его Мариан, подняв на мужчину тяжелый взгляд и одним этим как будто заставив его закаменеть, — и не вмешивайся в семейные разговоры.
Тритон дернулся как будто его хорошо отоварили по лицу — и почтительно поклонился.
— Как прикажете, ваше сиятельство.
Мариан кивнул, вновь оборачиваясь к застывшей ледяной статуей Алане, и вдруг усмехнулся, заставляя Ману удивлённо сглотнуть.
— Разве тебя не учили, что говорить перед людьми на родном языке — верх неприличия? — с ехидной ухмылкой спросил мужчина, и за столом вновь повисла липкая тишина, заставлявшая Ману жаться к спинке стула в попытке спрятаться от всего. Однако девушка, фыркнув, покачала головой, и вода, до этого дрожавшая по всей зале, наконец успокоилась.
— А тебя не учили, что запирать дочерей непонятно где, а потом и вовсе забывать про них, тоже верх неприличия? — с приторно-ласковой улыбкой проворковала Алана, присаживаясь обратно на своё место. — Но всё-таки я рада видеть тебя живым, отец, — на этих словах её улыбка на краткое мгновение превратилась в самую искреннюю, ту, которой она всегда одаривает Тики, Изу, близнецов, — тех, кто дорог ей. Но в следующее же мгновение девушка скривила губы в ухмылке, продолжая смотреть отцу прямо в глаз, словно бы ведя с ним какое-то сражение.
— А ты?.. — вдруг выдохнул он, но Алана тут ожесточённо мотнула головой, чуть опустив её к плечу.
— Неважно. Мы здесь не для этого.
— А для чего же? — царь коротко усмехнулся и откинулся наконец на спинку своего стула. И этот стул под ним сразу стал куда больше похожим на трон, нежели когда-либо под кем-то из членов императорской семьи. — Чего ты хочешь добиться, дочь? Может, пойдем домой? — мужчина потер руками лицо, и голос его стал вновь очень усталым.
— Я уже дома, — непререкаемым тоном отозвалась Алана. — И именно этого, собственно, я добивалась.
Ее слова породили в тронном зале волну шорохов и шепотков, и даже тетя Лулу, до этого сидевшая здесь с таким видом, словно это никак ее не касается, бросила на Мариана полный холодного презрения взгляд. И уж с ее взглядом определенно не мог соперничать даже будто сделанный изо льда Говард Линк. А ведь у тети Лулу даже дара не было.