Жемчужница (СИ)

— Ничего, Ваше Величество, прошу прощения, — тяжело выговорил он, вновь поклонившись, и Мана поразился, как Алана могла спокойно и одновременно угрожающе влиять на Линка лишь словами и улыбками. Неужели так весь морской народ относился к ней? Или же это только Говард, в глазах которого плескалось это восхищение с каждой минутой всё больше и больше?

Алана тем временем попрощалась со всеми и в сопровождении тритона скрылась за углом, а Тики неприязненно показал ему вслед язык, заставляя Неа хохотнуть и хлопнуть его по плечу.

— Мне почти показалось, что ты готов был броситься вперед и разорвать его, — поделился мужчина с Тики, и тот смерил брата задумчивым взглядом.

— Ты видел, как он смотрел на нее? — с каким-то таким особенным нажимом произнес он наконец, и на лице его не было ни следа улыбки.

Неа понимающе кивнул.

— Такого только слепой не увидит, — заметил он спокойно — и добавил: — Я понимаю, серьезно. Но лучше бы тебе пока сдерживаться.

— Я сдержан, — пожал Тики в ответ плечами, — вполне, — и, не прощаясь, завернул в боковое ответвление галереи, направляясь, как видно, в комнату к Изу, который сегодня и правда никуда отчего-то не выходил. И Мане оставалось только догадываться, в чем дело. Неужели Алана и Тики так волновались относительно прибытия морского царя, что решили никуда мальчика не выпускать?

— Идем, — Неа приобнял Ману за плечи и увлек дальше, решив, как видно, не уподобляться Тики (не иначе дал ему время побыть одному) и не срезать путь.

— И как же Говард смотрел на Алану? — усмехнулся младший Уолкер, пользуясь щедрым предложением и окончательно отогреваясь к объятиях старшего брата. — Расскажи мне, о самый проницательный в этом дворце.

— Я не самый проницательный этом дворце, — в тон ему отозвался Неа и ласково мазнул его губами по виску, заставляя тут же не то что согреться — загореться. — Самый проницательный тут — наш отец, братишка, — заметил он беззаботно. — Но если ты хочешь знать… Сразу видно, что этот отмороженный ублюдок влюблен в нашу русалку по уши. Правда, — здесь мужчина хмыкнул, — совершенно не так, как Тики.

Мана удивлённо приподнял бровь. Влюблён?

— С чего ты взял? — выдохнул он поражённо через несколько минут, пытаясь вникнуть в эту поразительную догадку. Да, Говард смотрел на Алану с восхищением, но разве это могло говорить о том, что тот был влюблён в неё? Было такое ощущение, что тритон просто в восторге от самой девушки — от её силы и поведения, от её взглядов и улыбок, но не было в этом никакой влюблённости!

И когда мужчина именно об этом и рассказал брату, тот беззлобно закатил глаза, смешливо фыркнув, и, зайдя в спальню (опять решил довести его в покои, словно Мана сам не мог этого сделать), выдохнул так, будто это была всем известная истина:

— Вот и Алана совсем как ты, — усмехнулся Неа, укладывая его на кровать и пристраиваясь рядом. — Вы, хрупкие и нежные создания, становитесь удивительно безмозглыми, когда речь заходит о вас самих, — задумчиво пробормотал он, и Мана обиженно надулся, несильно ударяя брата в плечо.

— Ничего я не нежный и не хрупкий, — заворчал мужчина, хмуря брови, и Неа со смешком согласно закивал, явно при этом оставаясь при своём мнении.

— Конечно-конечно, — согласился он весело и подтолкнул Ману к кровати. — Приляг, тебе надо отдохнуть, а то ты еле на ногах держишься.

— А ты этим только и рад воспользоваться, да? — младший Уолкер бросил на него длинный насмешливый взгляд и сел. Неа устроился рядом и снова собственническим жестом притянул его к себе, как будто ему не хватило объятий по дороге или чего-то вроде того.

— Я всегда рад воспользоваться твоей слабостью не в ущерб тебе, — заметил в ответ он и ласково коснулся кончиками пальцев перебинтованной руки Маны, ожог на которой еще тревожил. — Все ведь почти зажило, так?

Мана ощутил, как загораются щеки, потому что Неа обещал ему уйму всяких пошлостей, как только больная рука перестанет беспокоить, и торопливо кивнул. Потому что представления не имел, что еще такое пошлое Неа может сделать помимо того, что уже сделал.

Он приставал к нему, когда они ехали в карете по столице! То есть практически прилюдно! К нему! К своему собственному брату!

Если это не было самой пошлой вещью на свете, Мана даже не знал, что тогда могло ею быть. Потому что он… ну… он уже привык к мысли о том, что Неа возьмет его — они оба хотели этого, стоит быть до конца честным, но Мане казалось, никакого удовольствия от этого в такой обстановке никто из них не получит. Потому что ну не глупо ли будет заниматься любовью — и каждый раз вздрагивать, потому что любой шорох может оказаться потопом или торнадо, верно?

Именно поэтому они с Неа решили… переждать со всем этим. Но, конечно, никто не говорил, что старший брат не будет пользоваться своим положением ущемленного и периодически напоминать Мане о его дурости. А Мана… он просто ничего не мог с собой поделать — стоило только Неа заикнуться о чем-то таком (а оратор из братца был виртуозный), он сразу же, абсолютно без боя, отдавался ему во власть.