Жемчужница (СИ)

Алана мотнула головой, пытаясь не думать об этом, пытаясь отвлечься от всего этого, и прислушалась к океану, надеясь, что тот сможет его успокоить своим певучим бормотанием.

— И твой человек такой же, как и все остальные. Испугался твоей силы и сбежал, как последний трус, — но, как видно, и этого ей было не суждено.

— Закрой свой рот, — холодно процедила Алана, пытаясь успокоить рвущуюся наружу злость. Они остановились и теперь смотрели друг другу глаза в глаза. И глаза Говарда были спокойными и светлыми, но какими-то как будто бы… мертвыми.

Весь он был какой-то совершенно неправильный в сиянии своей души. Словно… словно у Аланы были какие-то неправильные представления о людях до сих пор, и теперь они стремительно менялись.

Но так ведь не могло быть!

Значит ли что, что даже со светлой душой и чистыми помыслами Говард Линк ей все равно не нравится? Как человек?

Алана хотела сказать, что Тики не такой, как другие. Что он не трус и не подлец. И что душа у него сияет в сотню раз ярче, чем у самого Говарда и уж тем более у нее. Однако… она не стала. Это было что-то слишком личное, сокровенное. Тики был слишком потрясающим, чтобы она посмела хоть как-то обсуждать его с таким, как Линк. Потому что сам Линк был еще той мерзостью.

— Но я ведь прав, — заметил между тем тритон. И это поставило точку во всем. Потому что он не был прав. И посмел открыть рот, хотя делать это она ему запретила.

И как он вообще смеет к ней так обращаться?!

— Ваше Высочество, — отчеканила она стальным тоном, и лицо Говарда тут же переменилось. На нем застыла маска непонимания, которая разозлила Алану еще больше. Настолько сильно, что она уже почти не могла сдерживать ярость, снова горячей волной всколыхнувшуюся в ней после его самоуверенных слов.

— Что?.. — этот короткий вопрос уничтожил ее самообладание на корню.

— Когда ты говоришь с представителем царской семьи — и императорской четы тоже, — она ухмыльнулась, заметив, как собеседника перекосило, — ты должен прибавлять «Ваше Высочество» даже если пытаешься выразить несогласие. В конце концов, царевна из нас здесь я. А ты — ты всего лишь мразь и погань, и отец назначил тебя управителем лишь потому, что я — голос океана — ему позволила. Так что не задирай слишком уж высоко свой хвост, ясно?

Линк побледнел, поджав губы, и тяжело выдохнул, гневно смотря на Алану из-под хмуро опущенных бровей. Словно бросал вызов, словно хотел что-то сказать, словно собирался что-то сделать, но ему внезапно наступили поперёк горла, не позволяя и шевельнуться.

— Как и Вы, Ваше Высочество, — в итоге процедил он, сжав челюсти так, что набухли вены на шее, и девушка, прекрасно поняв, что тритон имел в виду, ощутила, как заштормило у неё в груди. Но Линк безжалостно продолжал, явно желая надавить как можно больнее: — У Вас меньше прав в океане, чем у кого-либо, даже у рабов в моей провинции, и как только родится новая царевна, Вы станете никому не нужны, и тогда Вы пожалеете, что не ответили на моё предложение, Ваше Высочество, — с издёвкой произнёс тритон последние слова, и это… о, это выбесило Алану настолько, что вокруг них задрожала вода в вазах.

Но это было не так страшно. Да, противно, да, ужасно, да, совершенно унизительно, но — не страшно. Это можно было пережить.

Это нужно было бы пережить, но внутри у Аланы так всё закипело, так всё забурлило, что она не смогла сдержаться.

— Мерзость, — выплюнула она едва слышно — и вперила в Говарда уничтожающий взгляд. — Ненавижу тебя. Презираю, — он дергался от каждого ее слова как от пощечины, а Алана все наступала и наступала на него, пока не приперла к стенке и не подошла вплотную. — Думал, из-за ограничения в правах у меня нет выхода, кроме как твоей куклой стать? Ну и как — совершил подлость, молодец. А чего добился? — губы так и растягивало в улыбке, шальной и злобной, и девушка не взяла на себя труд как-либо ее сдерживать. — Лучше я сама к охотникам в лапы подамся и позволю меня растерзать, чем замуж за тебя пойду и твоей стану, слышишь?! Потому что на самом деле ты сам — ледник! Ледяная крепость, — она расхохоталась и смеялась, пока в горле не запершило. — Что, власть портит, да? Ведь это ты на самом деле сумасшедший ублюдок, хотя ведьмой в океане считают меня!

Алане казалось, она готова впиться ему в грудь ногтями и растерзать его самого. Потому что он неимелнеимелнеимел права говорить так ни о ней, ни о потомках ее любимой сестры! Потому что с такими мыслями он сам — отброс и падаль, и она предпочтет умереть, чем отдаться в его руки.

Не после того, как узнала, какими могут быть мужские руки на самом деле. Такими, какими руки Говарда никогда не будут.

— Алана! — она дернулась на знакомый голос и обернулась. В паре метров от них стоял Лави — как будто обеспокоенный, как будто запыхавшийся даже — и качал головой. — Не трогай его, слышишь? Сама же потом пожалеешь о своем поступке.

Алана замерла на мгновение, думая, что да, будет сожалеть, потому что была слишком доброй идиоткой, которая вечно стремится решать чужие проблемы даже себе во вред, и прикрыла глаза, пытаясь успокоиться.