Он оторвался от красных распухших губ и горячечно добрался поцелуями до трепещущих в какой-то словно бы лихорадке жабр, не сдерживаясь и всё же проводя по ним языком и заставляя Алану захлебнуться удивлённым, но возбуждённо-довольным стоном. Как же давно ему хотелось прикоснуться к ней вот так! Не к её человеческому обличью, такому тесному, пусть невероятно красивому, — а к её сути, к ней настоящей, такой искрящейся, такой непохожей на самого Тики, такой надрывно-звонкой и отзывающейся на каждое её прикосновение.
Он с того самого дня, когда выцеловывал её окровавленный хвост на каменистом берегу, мечтал об этом.
Алана вцепилась острыми ногтями ему в плечи почти до боли, забираясь пальцами в волосы, оттягивая их, наматывая на кулак и — словно бы привязывая к себе.
Тики, срываясь иногда на блаженные смешки, которые был просто не в силах скрывать в себе, исступленно целовал ей шею и плечи, чувствуя, как тонкая скользкая чешуя холодит губы, и вслушивался в звонкие обрывистые стоны, с каждой новой минутой желая вжать, впаять эту девушку в себя, чтобы она была только его, чтобы она никогда его не покидала.
Алана вдруг шлёпнула его по ногам хвостовым плавником, весело рассмеявшись, когда Тики ошалело оторвался от её грудей и скептично воззрился на отдающую лунным светом чешую, и дорожкой лёгких поцелуев спустился к бёдрам, подтягивая девушку и принуждая в итоге усесться в подушках.
Хвост, предмет его долгих мечтаний, был длинным и гибким, напоминающим и правда чем-то благородную белую змею, и его кончик в итоге даже не умостился на кровати: свесился с изножья, и Тики был готов расцарапать себе вновь все губы в кровь, пока будет целовать каждую драконову чешуйку, потому что ужасно хотел этого последние несколько недель.
— О океан, Тики… — девушка заставила его поднять голову и легко рассмеялась, ласково скользя кончиками пальцев по овалу его лица. Мужчина поймал ее руку и прижался к костяшкам губами, чувствуя себя невозможно счастливым и пьяным.
— Да-а? — негромко протянул он, гладя ее трепещущие бедренные плавники и задумчиво склоняя голову набок.
— Н-неужели тебе так нравится мой хвост? — Алана вздрогнула всем телом, и мужчина ощутил, как его обдало новой волной волнения и возбуждения. Она боялась? Старалась оттянуть момент?
Но ведь хотела? Хотела же, правда?..
— Безмерно, — без промедления согласился Микк. — Он прекрасен, — заявил он убежденно — потому что так и было. — И ты тоже прекрасна. Дерзкая, самовольная, добрая… Сияющая.
Ответом ему стал смех. Алана зарделась, хлопнула хвостовым плавником по кровати — и откинулась на подушки, словно давая разрешение делать с ней что угодно. Потому что больно не будет.
Тики наклонился и скользнул языком по острым чешуйкам, раня себя и вовсю наслаждаясь происходящим, потому что каждое его прикосновение для русалки было как самая изысканная ласка, а каждый ее стон для него — как прошивающая все его существо горячая игла, заставляющая его плавиться.
В комнату, распахнув ставни, ворвался теплый сквозняк. Алана в исступлении гладила себя ладонями, и стоило только оторваться от ее хвоста, чтобы увидеть, как она скользит рукой по своему животу, как Тики понял, что сдерживаться определенно поздно.
Как и идти назад.
Мужчина бросил на сияющую шальными глазами русалку безумный взгляд, желая удостовериться, что это действительно приглашение, и, то ли и впрямь заметив, то ли придумав себе ее едва заметный рваный кивок, осторожно отогнул пальцами ее кружевные бедренные плавники, обнажая нежную плоть.
Больше не будет этих плавников — на мгновение проскользнула мысль в голове, больше не будет этих летящих пышных плавничков, напоминающих игривые юбчонки, которые были в моде у девушек по сторону океана, теперь дальше и впредь бёдра Аланы будет украшать лишь цепочка, напоминающая о том, кому она себя отдала.
Что ж, Тики, кажется, понял всю прелесть этого обряда с обручением у морского народа.
Особенно его радовало то, что в их случае эту цепочку никто больше и не увидит.
Алана напряглась, крепко сжала подушки, вспарывая ногтями шёлк и бархат, и тяжело задышала, будто бы пытаясь приготовиться к тому, что случится.
Тики прошёлся дорожкой тягучих успокаивающих поцелуев от живота до шеи, поглаживая её по нежной плоти и собирая пальцами влагу, и, глубоко целуя девушку, всасывая её нижнюю губу в рот, медленно погрузился в горячую тесноту, чувствуя, как Алана дрожит и коротко вздыхает, задерживая дыхание и шаря по кровати руками, чтобы в итоге найти плечи Микка.
Они сплелись в единый комок тесно прижатых друг к другу движущихся тел, и раскалившийся воздух обжигал Тики легкие. Он двигался в девушке, терся об нее, и чешуя царапала его восхитительно горящую от боли кожу.
Сколько он хотел этого? Сколько ждал?
Он думал, этого с ним никогда не будет.
Он думал, не сбудется.
Алана обняла его руками за шею, притягивая вниз и целуя, и вдруг обвила хвостом, заставляя хрипло расхохотаться этому собственническому порыву и вспомнить одну из их ночевок в таверне.