Жемчужница (СИ)

Обычай — он ведь не просто на пустом месте произошел, хвост — он же ужасно чувствительный, и всякое прикосновение к нему дает отток.

И сейчас этот отток заставил Алану стиснуть зубы и зажмуриться от отвращения к самой себе. Потому что Тики ее не слышал — или просто не желал приходить, и это значит, что ее изнасилуют и убьют в этой неприметной комнатушке, а потом еще и денег за это получат.

Плавники затрепетали словно паруса на ветру, и Алана подобралась, ощетинилась ими, стремясь защититься хоть как-то, сделать хоть что-то, чтобы не дать им убить и обесчестить себя. Во всяком случае, хоть не просто так.

— Тогда держи её, — ухмыльнулся Роц и снова размашисто провёл пальцами по хвосту, вызывая дрожь и злую ненависть, желание вспороть им животы, жажду отравить своей кровью, чтобы они сдохли в муках. Интересно, как сильно почернела её душа за эти четыреста лет? За эти годы, полные ненависти, апатии и бесстрастной бездны. — Я слышал, яд крылаток довольно силён, так что, — пропел он, доставая из кармана складной ножик и со звонким звуком раскрывая его, и Алана дёрнулась назад, стремясь спрятаться, исчезнуть, раствориться, — для начала отрежем ей плавники, — с довольной улыбкой закончил Роц, садясь сбоку и с садистским восхищением наблюдая, как девушка затрепыхалась, надеясь, что хоть что-нибудь получится, что удача всё же повернётся к ней, что море не оставит в беде. Но мужчина придавил коленями плавник и сильно сжал оголившуюся после того, как они развязали жакет, грудь, коснувшись лезвием ножа чешуи.

Алана почувствовала, как в уголках глаз собираются слёзы, и лихорадочно замотала головой.

Она не должна плакать. Не должна, не должна, не должна.

Девушка дернула плавником, выпуская шип, но Роц оказался шустрее — вонзил лезвие в тонкую переливающуюся кожицу прямо рядом с хвостом, содрав несколько чешуек словно бы между делом, невозможно деловитый и радостный, и повел ножом вдоль.

Алана прикусила себе язык, чтобы не закричать от разрывающей все естество боли, и задергалась, забилась в руках мерзких охотников что было сил, потому что боялась кричать.

Потому что если закричит — то заплачет, а если заплачет — толку им от ее слез не будет, ведь души их черны как грязь под ногами у деревенщины после дождя.

Первый ее отрезанный плавник был небрежно отброшен в сторону, на пол, выпачканный в ее кровь и тут же собравший на эту кровь пыль со старых рассохшихся досок. Алана судорожно вздохнула, чувствуя себя ужасно униженной и уже, уже обесчещенной, потому что без плавника дорога в открытое море ей будет заказана, и она уже подвела отца.

Подвела, сорвавшись в это идиотское плавание, в котором попалась как дура этим выкормышам морской ведьмы, отойдя от Тики всего-то на пару метров.

А ее ведь предупреждали… Сколько раз ее уже предупреждали. Ее предупреждали братья и сестры еще когда были живы — говорили, что люди по большей части мерзкие, и если ты встретила белодухого — держись за него, держись, родная, и не отпускай, потому что остальные убьют тебя, позавидовав. Ее предупреждал отец, едва не обезумевший от горя после гибели своих детей и наследников и не просто, не просто так заперший ее в бухте.

Ее даже Тики предупреждал стоило ей только на корабль к нему попасть!

А она все равно сделала все по-своему. Она всегда делала все по-своему — и всегда платила за свои ошибки.

Роц перебрался на другую сторону, специально потираясь о чешую набухшей плотью, пока что (пока что, о манта) спрятанной за плотной тканью штанов, и похабно улыбаясь прямо ей в лицо, явно любуясь в кровь искусанными губами и злобным прищуром, и вонзил нож в основание второго плавника, вызвав пронзительный постыдный крик, полный боли и мольбы.

Хватитхватитхватит.

— Тики! — вырвалось из неё быстрее, чем она смогла понять, и Шан, крепко держащий её хвост, чтобы тот не дёргался, лукаво и сально усмехнулся, протягивая свои мерзкие ладони к её животу, грубо щипая кожу под грудью, выкручивая соски и гладягладягладя тонкую нежную плоть под бедренными кружевными плавниками.

— Не спасёт тебя твой Тики, — криво заулыбался он, и Алана распахнула глаза, судорожно вдыхая и заставляя себя успокоиться, отвлечься от того, как нож издевательски медленно отрезает её последний хвостовой плавник, заставляя успокоиться и отстраниться от боли и горечи, от ненависти и страха.

Бесполезно.

Никто не придет.

И отстраниться — совершенно не получалось.

Шан надавил на плоть под ее бедренными плавниками пальцами и наклонился, прикусывая ее сосок и хватая за руку — положил ладонь на свой член поверх брюк и нажал, как будто хотел, чтобы она погладила.

Девушка запрокинула голову и сильно сжала бугор на его штанах, жалея о том, что у нее не такие длинные ногти, как у многих других русалок — она пропорола бы ткань и оторвала орган этого ублюдка.

Рыжий похабно расхохотался и укусил ее за сосок сильнее, наваливаясь и проникая в нее пальцами.

Алана ощутила, как слезы все-таки обожгли щеки, и закричала в голос, чувствуя, как комок в горле не дает нормально дышать, задыхаясь и всхлипывая.