Жемчужный узел

Лизавета оглядела залу, толком не видя её. Она чувствовала, что не поспевает за ходом мыслей Ярослава, не вполне понимает, к чему он клонит. Спросить в лоб не решилась.

— Сомневаюсь, что этот зал когда-либо слышал музыку и видывал танцы.

— Мы можем это исправить.

— Что?

И вновь он протягивал ей руку. Лизавета подняла голову, не уверенная, правильно ли толкует жест, но Ярослав выглядел именно как человек, предлагающей малознакомой девушке станцевать без музыки в пустой комнате. Озорство в его глазах скорее подошло бы Ладу, сам же он выглядел непривычно и даже чуждо. Как если бы кто-то, привыкший всегда следовать за разумом, вдруг поддался сердцу.

— Вы потанцуете со мной, Лиза?

— О, даже не знаю, все танцы в моей бальной книжке уже расписаны.

Ярослав лукаво склонил голову набок, как будто поймал её на попытке сжульничать в непонятной игре.

— Но это же странно, — сама не зная, почему, Лизавета понизила голос. — Тут нет музыки, да и вообще…

— Что?

Но у неё язык не повернулся объяснить, почему его предложение неуместно. Тогда пришлось бы рассказать о своей глупой влюблённости в Лада и о том, что она уже обжигалась на чувствах к кому-то из иного мира, а ещё пришлось бы признать эти самые чувства, зарождающиеся где-то глубоко внутри…

— Ладно, — Лизавета опустила голову, сдаваясь. — Давайте потанцуем, Ваше Высочество.

— Ярослав, — мягко поправил он, помогая ей встать. — Для друзей просто Яр.

— А мы уже друзья, Ваше Высочество?

— Решать это — привилегия дамы.

— Вы всегда перекладываете ответственность на других?

— Только когда мне любопытно, что из этого выйдет.

Они не танцевали, а топтались на месте, как дети, которые ещё не познали весь ужас и всю прелесть танцевальных классов. На мгновение это напомнило Лизавете ту сцену на озере — тогда они с Ладом тоже скорее переминались с ноги на ногу, чем танцевали. Тогда, когда он разрушил её глупые девичьи мечты.

— Что-то не так? — Ярослав почувствовал напряжение в её пальцах.

— Нет, — ложь, очевидная ещё более сейчас, когда она была буквально у него в руках. — Просто… вы это называли танцем, Ваше Высочество?

Лизавета не тешила себя глупой надеждой на то, что он не понял, будто она пыталась уйти от ответа. Но ему хватило такта не заметить этого вслух. Вместо того, чтобы её раскрыть, Ярослав… отстранился. На мгновение Лизавете показалось, что она всё испортила, разрушила зарождающуюся между ними дружбу, но он просто щёлкнул пальцами, призывая тучу прямо над тем самым роялем и вновь положил ладонь ей на спину.

— Что вы?.. — она не договорила: туча разразилась редким дождём, капли которого с силой ударили по клавишам. — Вы не могли!..

— Почему нет?

— Дождь не может вот так идеально играть на рояле!

— Но он же играет.

Из инструмента и впрямь лилась музыка, тихая, неуверенная, но всё же. Это был вальс, поняла Лизавета по счёту — сама мелодия была ей незнакома. Она казалась старомодной и даже старинной и вновь заставила Лизавету задуматься о том, сколько Ярославу на самом деле было лет.

— Вы испортите инструмент, — проговорила она скорее из чувства противоречия, чем из беспокойства за будущее рояля.

— Я его высушу. Ну, или куплю новый, — плечо Ярослава дёрнулось. — Так вы будете танцевать, или ваша претензия к моим навыкам была лишь попыткой скрыть ваши?

Она вспыхнула от возмущения: он не договорил, ясно дав понять, что раскрыл всю её неловкость и страхи. Лизавета выпрямилась, натянутая, словно струна того же рояля.

— Ведите.

Что ж, теперь это определённо не напоминало их танец с Ладом. Другой была музыка, обстановка, но главное — темп. Ярослав закружил её так, что всё смазалось перед глазами, кроме его лица, на котором застыло выражение насмешливого превосходства.

«Я всё ещё плохо танцую?» — спрашивал его взгляд, и Лизавета вынуждена была признать своё поражение. И не только в этом вопросе, ведь, вынужденная смотреть прямо ему в глаза, чтобы не закружилась голова, она отчётливо ощущала то ноющее чувство под рёбрами, которое обещала себе никогда, никогда не испытывать на этом озере. Точно не к морскому княжичу, при первой встрече обвинившему её во всех грехах.

Но хуже всего было то, что глаза выдавали её так же, как и его. Лизавета видела, как насмешка в его туманном взгляде сменилась любопытством, интересом, задумчивостью. Гадал ли он, как может использовать её слабость? Или его слова о дружбе и уважении были истинными, и он думал о том, доступно ли им нечто большее? Уместно ли это, если в конце концов ей придётся вернуться в мир живых, а ему, ещё раньше, отправиться к своему морю, которое теперь навеки сохранено в её памяти?

Будто нарочно желая избавить ей от сомнений, Ярослав вдруг вскинул руку, заставив её закружиться вокруг своей оси. Мелодия сменилась, замедлилась, делая танец ещё более интимным. Лизавета с отчаянной чёткостью ощутила соприкосновение их пальцев, а затем — близость, ставшую абсолютной, когда его ладонь снова легла теплом на её спину. Она прерывисто вдохнула, уставившись ему куда-то в шею, и тут же пожалела об этом.