— Потому что Лад за тебя попросил, — сказал он, будто нечто само собой разумеющееся. — Да и ты мне понравилась, когда мы виделись в прошлый раз. «Извините за вторжение, господин леший!»
Он изобразил её голос тонким и писклявым, как у ребёнка, и жар прилил к щекам Лизаветы. Ещё бы он не запомнил — она же вела себя, как дурочка!
— Да ладно тебе, это мило было. Давно передо мной никто не расшаркивался — пожалуй, лет триста прошло. Как верить в нас почти перестали, так больше перед лесом и не кланялись.
Продолжая говорить, леший двинулся вглубь бора. Лизавете не оставалось ничего, кроме как последовать за ним — не оставаться же одной на опушке. Чтобы поспевать за широким шагом лешего, приходилось почти бежать.
— Я думала… — она перескочила через кочку, — я думала, вы не любите людей. Инга говорила…
Лизавета запнулась. Перед мысленным взором встало лицо мавки, ещё живой, раздражённой, с извечной саркастичной ухмылкой. С ней ли она встретила свою смерть?
— Ну да, не люблю, — леший шёл, не оглядываясь, а потому не заметил перемены в лизаветином лице. — Я и водяных не особо жалую. Но чтобы уважать или хотеть помочь, этого и не нужно, что скажешь?
Она промямлила что-то невнятное в ответ. Кажется, голос сорвался, потому что леший вдруг остановился так резко, что Лизавета чуть не уткнулась носом в могучую спину. Он повернулся, посмотрел на неё сверху вниз — Лизавете пришлось запрокинуть голову, чтобы встретить спокойный, внимательный взгляд.
— Ревёшь? — спросил он бесцеремонно. — И чего ревёшь? Не из-за этого же своего… княжича?
Похоже, он хотел назвать Яра пожёстче, но в последний момент смягчил крепкое слово. Лизавета быстро-быстро замотала головой, словно хотела стряхнуть с себя всякие подозрения в какой-либо связи с морским княжичем. Да она его знать не желала!
— А чего тогда?
— Это Инга, — Лизавета всхлипнула, задышала через рот, пытаясь подавить рыдания. — Мы дружили, а она… он её…
— …казнил, — договорил леший.
Лизавета кивнула.
— Тебе её жалко?
Снова кивок.
— Но ты же помнишь, что она девчонку убила?
Сердце кольнуло и отпустило. Она пыталась избегать мыслей об этом, но леший был безжалостен — говорил напрямик всё, о чём она стремилась не думать.
— И всё равно она не заслуживала смерти, — выдавила она сквозь слёзы.
— Обе они не заслуживали, — согласился леший, и от неожиданности Лизавета даже перестала плакать. — Но так уж в нашем мире всё устроено: зло наказывается соразмерным злом.
— В моём мире не так, — пробормотала она, тыльной стороной ладони отирая лицо.
— В любом мире так, ты просто можешь этого не видеть. Мы всегда расплачиваемся за свои решения, злонамеренные и нет. Иногда на это требуется время, иногда — очень много времени. Иногда даже нужно умереть, чтобы оценить весь размер воздаяния.
— Значит… Ярослава накажут за то, что он убил Ингу?
— Казнил, — поправил леший. — Но да, он уже сам себя за это наказывает.
Что он имел в виду, Лизавета не решилась уточнять. Леший же, убедившись, что его гостья более-менее успокоилась, молча направился дальше. Оказалось, идти им было недалеко: по ощущениям Лизаветы, прошла от силы пара минут, когда они остановились вновь, на этот раз — перед массивным раскидистым дубом, странно выглядевшим в сосновом бору.
— Лазать по деревьям умеешь?
Вопрос застал Лизавету врасплох. О таком не спрашивали у купеческих дочек в нежных платьицах — только у сыновей с вечно разодранными коленками. Девочкам была недоступна радость приключений, какие таил в себе всякий сад, да и каждый дом тоже: взять хотя бы полные сокровищ тёмные чердаки, где так легко поверить в существование привидений! Но нет, у Лизаветы и всех иже с нею были лишь куклы, музыка да исколотые иголкой пальцы.
— Понял. — Леший всё прочёл по её лицу. Прочёл — и взмахнул рукой, заставляя дерево удивительным образом измениться.
Теперь вокруг дуба шла винтовая лестница, словно вырубленная прямо в стволе. Лизавета готова была поклясться, что с пару мгновений ничего подобного не было — но вот же, она сама двинулась вверх по надёжным, широким ступеням. Долго гадать о том, куда же они ведут, не пришлось: дважды описав круг, лестница оборвалась в основании едва ли не самого удивительного дома, какой только видывала Лизавета.
Начать с того, что это был дом на дереве. Почему-то у Лизаветы в голове не укладывалось, что грозный леший выбрал себе вместо жилья мечту любого мальчишки. Но, конечно, это был не обычный хлипкий шалаш, уместиться в котором могла от силы пара ребят. Нет, дом был большим и надёжным, а потому на ветвях держался исключительно чудом. Даже самый могучий дуб вряд ли вынес бы вес настоящей избы о четырёх комнатах.
Когда Лизавета осторожно ступила на кажущийся ненадёжным пол, он даже не скрипнул.
— Располагайся, чувствуй себя, как дома, — проговорил леший, удаляясь куда-то в дальние комнаты. — Переночуешь сегодня у меня, придёшь в себя, а завтра со свежими силами…