Жена

– Ладно, – сказал он, когда мы вместе с ним зашли в квартиру. – Спасибо, что подвезли. Вам что-то нужно? Если нет, у меня дела… – Тогда мы еще не знали, что через несколько недель он без объяснений бросит университет и больше туда не вернется.

Тем вечером он хотел, чтобы мы сразу уехали и не беспокоили его. Он хотел отделаться от нас. Я было обиделась, но решила отпустить ситуацию. А вот Джо не смог. Он стоял в пальто, сунув руки в карманы. А когда через несколько минут мы собрались уходить, Дэвид обнял меня, удивив этим внезапным жестом. Но Джо он просто кивнул. Отец ему не нравился, ни сейчас, ни, возможно, даже в детстве. Но теперь его антипатия переросла во что-то большее. Я тогда не поняла, насколько она сильна; не понял и Джо.

Бросив университет, Дэвид переехал в Нью-Йорк. В последующие годы он не раз ввязывался в пьяные драки в барах, в том числе с женщинами. Он описывал мне эти сцены сам в ужасе от случившегося, как будто рассказывал не о себе, а о постороннем человеке. Он никогда не говорил, что злится на отца. Я знала, что сыновья часто злятся на отцов; я читала Артура Миллера и древнегреческие драмы и знала о классическом противостоянии равнодушного и властного отца и сына с неудовлетворенными первичными потребностями. По классической схеме с течением лет сын постепенно охладевает к отцу, а отец, напротив, медленно оттаивает, но увы, это происходит слишком поздно. Ущерб уже причинен, и сын отворачивается от отца, говорит «прости, папа», и старику ничего не остается, как рыдать, сгорбившись в кожаном кресле. Но в нашей семье драма развивалась по другому сценарию.

Долгое время Дэвид и Джо питали друг к другу взаимную антипатию, может, даже презрение; это было неприятно, но им обоим удавалось держать себя в рамках. Но в конце концов неприязнь стала слишком сильна. Все случилось вечером, когда квартиру Дэвида затопило; мутная нью-йоркская вода стояла в ней по щиколотку. Его книги и газеты отправились в плавание, а поскольку пойти ему было некуда, я настояла, чтобы он пожил у нас.

– Это временно, – сказала я. И он приехал.

Сначала мы сосуществовали на удивление гармонично. Дом в Уэзермилле большой, за общим столом Дэвид по большей части помалкивал, на перекусы готовил себе бутерброды с яичницей, а вечером уходил – выпивал в местных барах и играл в бильярд. Звонили старые школьные друзья, по-прежнему жившие рядом, – теперь они работали в аптеке или отцовской фирме по уничтожению вредителей; их голоса в трубке звучали тихо и как-то пристыженно. Чем они на самом деле занимались? Снимали порнофильмы? Торговали наркотиками? Я не знала. Мир моего сына был для меня закрыт.

Вечер, когда Дэвид набросился на Джо, начался мирно. Мы вместе поужинали. Говорили в основном мы с Джо, а Дэвид отвечал односложно, больше жевал стейк. Я не заметила ничего необычного. Но помню, что, когда уходила к Лоис Акерман на встречу книжного клуба, порадовалась, что ухожу, что у меня есть предлог выбраться из этого дома. Дэвид действовал на меня угнетающе. Грустно, когда матери хочется убраться подальше от своего сына, но не стоит делать из этого трагедию. Доехав до дома Лоис по извилистой дороге и сидя в ее гостиной в окружении добрых и умных женщин, объединенных общим интересом – внимательным чтением книг, которые мы читали в колледже, но уже забыли, – я пожалела, что не могу остаться здесь, переехать в комнату для гостей в доме Лоис. Лоис развелась с мужем и явно страдала от одиночества; когда мы чмокали друг друга в щеку в знак приветствия, она обнимала нас слишком крепко и слишком долго. Высокая, с квадратной челюстью, Лоис обвешивала себя тяжелыми украшениями из бирюзы, купленными во время одиночных поездок на Юго-Запад. Лоис всегда везде ездила одна. Ее одиночество причиняло ей боль, а мне казалось привлекательным. Ее дом представлялся мне оазисом: большая кровать, застеленная безупречно чистым покрывалом, прикроватный столик с коробкой французской карамели, бутылочкой лосьона «Нивеа» и видеокассетами с костюмными мелодрамами. Дом, свободный от мужчин. В нем царил покой. Сейчас в этом доме звенели женские голоса. Я выхватывала из беседы отдельные слова и фразы: современность; структура повествования; княгиня Казамассима [14].

Кормили у Лоис тоже вкусно: на кофейном столике она устроила шведский стол с соусами и соленьями. Я расслабилась, ела и пила, участвовала в оживленном обсуждении супружеского предательства. Возможно, у меня началась паранойя, но мне казалось, что каждый раз, когда я заговаривала, все прислушивались внимательнее, потому что знали, что мне-то о супружеском предательстве известно все не понаслышке. Но в тот момент я не чувствовала себя обманутой.