Жена

Лев Бреснер к тому времени давно уже овдовел, но все еще гулял направо и налево, хотя пребывал в депрессии еще более глубокой, чем прежде; он вышел вперед, запрокинул Джо голову и начал делать искусственное дыхание, потом нажимать на грудь, а дальше приехали парамедики, протиснулись через заросли бамбука в глубине ресторана, уложили Джо на носилки и надели ему кислородную маску. Кто-то обнял меня за плечи; я слышала мешанину голосов, потянулась к Джо, но его уже увозили прочь.

Через пять месяцев, после длительного и болезненного восстановления от сердечного приступа, который, кстати, оказался относительно несерьезным, Джо понадобилась операция по замене сердечного клапана свиным. Он лежал на нашей кровати в Уэзермилле, читал письма и романы, говорил по телефону с разными людьми со всего света. Обе наши дочери приехали и жили некоторое время у нас, пытались приободрить меня и помочь отцу. Даже Дэвид позвонил, и я поняла, почему он это сделал, хотя про Джо он не спрашивал.

В тот год я старалась держаться как можно ближе к Джо; я очень испугалась. Забыла все его изъяны; они стерлись из памяти, как вкус этих крабов. С тех пор я никогда не ела крабов. Я хлопотала у его кровати и молила, чтобы он выздоровел, и в результате получила то, о чем просила.

В наш последний вечер в Финляндии мы с Джо бок о бок взошли по широкой мраморной лестнице Хельсинкского оперного театра. Я держала его за руку, вокруг стрекотали камеры, снимавшие не только нас одних. Все важные люди в Финляндии сегодня явились сюда – писатели, художники, члены правительства, финны с любопытными именами вроде Симо Ратиа, Каарло Пиетила, Ханнес Ватанен. Эти имена звенели в ушах одинаково соблазнительно, и все лица казались одинаково румяными и скуластыми. Зубы у всех были крепкими и ровными, словно вся Финляндия обслуживалась у одного ортодонта. Мужчины и женщины в пухлых зимних парках стекались в оперный театр; лишь внутри, когда они снимали верхнюю одежду, становилось ясно, что они явились на этот показ высоких мод хорошо подготовленными. Этот вечер был главным событием года, крошечной трещинкой во льду, через которую в Финляндию проникал внешний мир; раз в году финны выходили из зимней спячки. В этом году трещинкой стал Джозеф Каслман, маленький толстый человечек во фраке, что шел со мной рядом по низким ступеням к золотистым залам Хельсинкского оперного театра.

Меня посадили в ложе рядом с президентом Финляндии и его женой. Джо проводили за кулисы, а меня представили президенту, который был со мной примерно одного возраста и отличался суровой внешностью, чем-то напомнившей мне финскую архитектуру; его звали Тимо Кристиан. На нем была диагональная перевязь из разноцветного шелка. Его жена Карита Кристиан была чуть его младше; она сидела рядом абсолютно неподвижно в черном платье и с аметистовым колье на шее. Казалось, им нечего сказать друг другу; они даже не пытались сделать вид, что между ними существуют сколько-нибудь теплые чувства. Президента в Финляндии избирали на шесть лет; Кристиан занимал пост уже пятый год, и они с женой, кажется, очень устали.

Наконец миссис Кристиан решила, что должна со мной заговорить. Как-никак, мы обе были женами.

– Миссис Каслман, – произнесла она, старательно выговаривая слова на английском, – нравится ли вам в Хельсинки?

– О да, – ответила я.

– Как вам финны? – спросила она, и я немного поговорила об их тихой гордости, хорошем визуальном чутье, элегантной простоте – короче, дала все правильные ответы, и миссис Кристиан осталась довольна.

– А вы, миссис Кристиан? – спросила я. – Как вам живется здесь, в Хельсинки?

Жена президента растерялась. Я сразу поняла, что мой вопрос, вероятно, прозвучал странно и неуместно. А может, она просто не привыкла, что кто-то интересуется ей столь явно.

– Моя жизнь… – неуверенно произнесла она и огляделась, проверяя, не подслушивает ли кто. Никто не слушал. Президент говорил с одним из своих министров, мужчиной с длиннющими светлыми усами. – Моя жизнь, – тихим и ровным тоном продолжила Карита Кристиан, – очень несчастливая.

Я уставилась на нее. Не ослышалась ли я? Может, она сказала «счастливая», но как проверить? Ее лицо ничего не выражало, казалось безмятежным, как и за минуту до этого. Погас свет; все в нашей ложе и зрительном зале притихли. Карита Кристиан, первая леди Финляндии, повернулась лицом к тяжелому драпированному занавесу, который поднимался на сцене, открывая взгляду небольшую группу людей, среди которых был и мой муж, и всего две женщины, чьи платья выделялись на черном фоне яркими цветными пятнами.