Жена Берсерка

Она добежала до бани, собрала вещи, бегом вернулась в рабский дом. Скинула принесенное на пустые нары рядом со своим местом.

Красава уже спала. И ее позднего возвращения не заметила.

А под покрывалом ждали хлебцы…

Свальд шел, выхаркивая на снег кровь. Нос распух, дышать приходилось ртом.

Кровь бежала по лицу и щекотно затекала в рот. Приходилось сплевывать.

Проклятая девка саданула его по носу затылком. И пнула между ног. По тому самому месту, которое уже потяжелело, пока он прислушивался к ее шагам.

Я тебя найду, молча и зло пообещал он неведомой девке. Даже если ради этого придется перетискать всех рабынь Йорингарда. Ощущение от ее тела он запомнил, одежонка на ней оказалась тонкая.

Хорошее было тело, крепкое, молодое. И сильное — раз так врезала.

А когда он эту девку найдет, то выкупит ее у Харальда. Все равно ему нужна какая-нибудь баба — чтобы не видеть тех снов.

Забава и сама не заметила, как ее всхлипы перешли в частые вздохи.

Поцелуи Харальда оказались хозяйскими, требовательными. И останавливался он только для того, чтобы слизнуть у нее с виска или щеки очередную слезинку. Потом снова впивался в губы…

Горячая ладонь гладила грудь. Мозоли на ней проходились по соскам, шершаво их задевая — отчего в животе что-то сжималось.

И Забава понемногу успокаивалась.

А когда уже совсем перестала плакать, и задышала глубоко, прогибаясь под его рукой — Харальд наконец оставил в покое ее губы, уже начавшие ныть. Прижался щекой к щеке, уколов короткой щетиной. Прошептал на ухо:

— Я сын Ермунгарда, Сванхильд. Я не человек. Если ты будешь жить с родичами, я приду к тебе. Из моря. Поэтому береги себя. Защищай себя. Для меня. И все будет хорошо. Помнишь, сколько раз я тебе это говорил?

Много, молча согласилась Забава. И решила, что завтра же расспросит Гудню и Тюру об этом Ермунгарде. Вызнает у них, что за зверь такой…

То есть бог. Раз Харальд его сын, то, наверно, на него похож?

Потом она со вздохом бесстыже вскинула и согнула ногу — ту, что не была прижата его коленом. Обхватила Харальда, дернула изо всех сил к себе. Зазывно, опять-таки бесстыже…

Он почему-то коротко рассмеялся. И, не торопясь наваливаться сверху, медленно погладил ее ногу. Ту самую, вскинутую. От колена — и вниз.

Сванхильд вдруг заспешила, потянула на себя, откровенно приглашая.

Но Харальд не хотел торопиться.

И его тело, после того, как он обедал с ней сегодня в опочивальне — причем не только обедал — прямо сейчас своего удовольствия не требовало.

Помучить ее, что ли, подумал вдруг Харальд. Приласкать так, чтобы змеей закрутилась на покрывале, упрашивая, чтобы взял. А то затаскивает на себя не столько потому, что действительно хочет — а от страха, что может потерять. Боясь за него.

А еще жалея, по своей всегдашней привычке…

Он коротко хохотнул и потянулся к ее ноге. Той самой, что Сванхильд согнула и даже приглашающе отставила в сторону. Аж на целых две ладони от другой ноги отвела.

Белое бедро вздрогнуло, когда Харальд положил ладонь на хрупкую коленку. Он потянулся вниз, к поросли, мягко золотившейся в свете светильника…

И вдруг застыл. Рука, скользившая по коже Сванхильд, потемнела, став черно-серой по локоть.

На белизне ее кожи ладонь казалась вылепленной из только что отгоревших углей. Но без багровых глазков.

Руку Харальд отдернул так, словно обжегся. Но стоило пальцам оторваться от бедра Сванхильд, как темнота на коже тут же прошла.

Он так и замер — с ладонью, зависшей над ее животом. Внутренности скрутило, но не от страха. От тянущей тревоги.

И непонятного ожидания.

Лишь потом Харальд перевел взгляд на Сванхильд.

Девчонка тоже успела увидеть. И сейчас смотрела на его ладонь удивленно, непонимающе.

— Я не человек, Сванхильд, — шипяще повторил Харальд те слова, которые шептал ей до этого.

А следом ощутил, как по телу побежала волна зыбкого холода. Как шея раздувается, утолщаясь. Подумал — снова меняюсь. Но не вовремя, в постели с ней…

И ведь касался ее боком сейчас. Обычно прикосновение к ней помогало.

Что странно, ни ноги его, ни живот, ни грудь, касавшиеся тела Сванхильд, цвета не изменили. Только рука, почти дотянувшаяся до золотистой поросли под животом.

На Харальда вдруг накатило такое желание, какого он никогда не испытывал. Хотелось дико, до безумия.

Опустить бы руку, зависшую над ней. Коснуться завитков под животом, раздвинуть ноги…

И войти.

Лучше уйти, мелькнула у него последняя разумная мысль. Уйти, попробовать перебороть это самому. Как тогда, в лесу под Йорингардом. Он не может все время…

И в этот миг тело Сванхильд засияло горящей ветвью на холодной серости покрывала. Позвало, излучая свет и тепло.

С Харальдом опять было что-то не так. Хотя рука, которую он отдернул, и посветлела, но сам он вдруг показался Забаве и крупнее, и мощнее. Жгуты на шее и плечах вздулись, зашевелились толстыми змеями.

Словно его тело боролось с темнотой, снова нырнувшей внутрь, под кожу.

Там, где бок Харальда касался Забавы, жар, идущий от него, исчез. Теперь она ощущала холод. Не ледяной, режущий — а глубинный, какой бывает в жаркий полдень у колодезной воды, подчерпнутой с самого дна.