Жена Берсерка

— Я хочу спросить о том, как менялись твои сыновья, — быстро сказал Харальд.

Все-таки Мировой Змей явился сегодня по зову без жертвы — и неизвестно, на сколько его хватит.

— Те, которые у тебя были. Ты должен об этом что-то знать. Прошлой ночью я потемнел в своей постели…

— Ты первый, кто задержался на земле так надолго, — скрипуче ответил Ермунгард. — Остальных ничего не держало, они ушли вовремя… ты сам решил остаться. Сам и узнаешь, что с тобой случиться… в кого ты превратишься. Хорошо, что пришел. Я ждал тебя, даже хотел… хотел выйти на берег, когда стемнеет. Там, где ты живешь — или там, или рядом… вчера ночью прошла охота. Дикая охота Тора. Водана, как его зовут германцы…

И все вопросы, которые Харальд хотел задать, разом вылетели из головы. Он подался в ту сторону, где темно-серым столбом торчал из воды Ермунгард, потребовал:

— Рассказывай. Все, что знаешь.

— Здесь этого раньше не было, — прошипел родитель. — Это в германских землях, там Тора почитают больше прочих богов. И на его охотах всегда бывают люди. Хотя бы один человек. Потом остаются тела… или остатки тел…

Все боги, мелькнуло у Харальда, берут человеческие жертвы. Что светлые, что темные.

— Тор никогда не приходит просто так. Кто-то должен позвать… он получает силу, убивая… иногда оставляет дары.

— Что за дары? — быстро спросил Харальд.

— Не знаю… но помни — где-то там, рядом с тобой, есть человек, побывавший на дикой охоте. И у него… у него может быть дар от Тора… больше ничего не знаю… не чувствую.

Голова родителя начала оплывать. Харальд с непроницаемым лицом быстро вернул весла на место — и погреб к крепости.

Выпрыгивая на обледеневшие камни берега, он уже знал, что нужно делать. Посадить пару человек на лошадей, взять несколько псов — и прочесать леса в окрестности Йорингарда.

Если ничего не найдется сегодня, он продолжит поиски завтра. Главное, найти тела, о которых говорил родитель. И найти прежде, чем до них доберутся волки…

С собой Харальд взял не пару человек, а сразу троих — братьев Кейлевсонов и Свальда.

Первых двух потому, что их жены не позволили бы им болтаться в ночное время за крепостной стеной.

А брата взял, поскольку точно знал, чем тот занимался прошлой ночью. Ловил на скользких дорожках рабыню, потом с утра искал ее в рабском доме…

— На охоту, что ли, решил съездить? — угрюмо спросил Свальд, едва они выехали за ворота крепости.

Братья Кейлевсоны молчали. Ярл приказал собраться, взять оружие — и они сделали это, не задавая лишних вопросов. И сейчас не спешили спрашивать.

— Посмотрим, нет ли где в округе волчьего логова, — нехотя ответил Харальд. — Проедемся сначала по правую сторону от Йорингарда, потом по левую. Ну, поехали.

Он наклонился, потрепал по холке невысокого жеребца, на котором сидел. Потом переливчато свистнул, крикнул:

— Искать.

Псы, узнавшие знакомый свист, черными комками покатились по неглубокому снегу. Молча, беззвучно…

На человеческие останки они наткнулись, когда солнце уже висело низко, и Харальд собрался поворачивать к Йорингарду. Им повезло. Псы учуяли даже не тело — на трупы он их никогда не притравливал — а волков, успевших найти мертвеца. Залаяли, подавая знак, помчались вперед еще быстрей, исчезнув между невысоких сосенок…

Харальд присвистнул, дернул повод, подгоняя коня. Тот недовольно фыркнул, но вперед зарысил бойко.

Мертвец лежал в небольшом распадке между деревьев. Смятой белой грудой. Одежды на нем не оказалось. Все, что имелось — тонкий железный ошейник на шее.

— Чей-то раб, — удивленно высказался Болли, когда они подъехали поближе. — Но не наш. Тело успело промерзнуть — вон, волки начали глодать, а мясо торчит морожеными лохмотьями. Но сильных морозов пока нет, и за полдня труп так не промерз бы. Значит, лежит давно. Или с раннего утра, или…

— С ночи, — оборвал его Харальд. Закончил за Болли: — И если кто-то из рабов не вернулся бы вчера вечером в Йорингард, твой отец уже доложил бы мне о пропаже. Нет, это не наш. Не стойте тут. Проедьтесь по кругу. Ищите следы — коней или людей… только не волчьи.

Он спешился, не дожидаясь, пока спутники отъедут. Подошел к трупу, присел на корточки над ним.

Рабу было лет двадцать. При жизни он был худым, изможденным — и это все, что Харальд мог сказать, потому что тело оказалось основательно переломано. Косо, странно вывернутые руки и ноги, лицо перекошено и сплющено, словно кто-то ударил по голове сбоку, смяв череп, как яйцо.

Или словно раб упал с большой высоты, кольнула Харальда неприятная мысль.

Хуже всего оказалось то, что вокруг не было видно ничьих следов — кроме волчьих, конечно. Словно тело и впрямь упало откуда-то сверху. Снег в этот день не шел, покров, выбеливший землю, лег на нее вчера…

И не было крови — ни на снегу, ни на самом теле. Кое-где обломки костей прорвали кожу, и обнажившееся мясо выглядело бледным, словно промытым. Но раны на горле или где-нибудь еще, через которую могли заранее, в другом месте, выпустить из тела всю кровь, Харальд не нашел.