Жена Берсерка

Он перевернул труп, растопырившийся на снегу громадным промороженным крабом. Но все, что увидел — это рубцы на спине. Поротый двадцатилетний раб…

И еще — снег под трупом не протаял. Значит, упал он уже мертвым и остывшим.

— Нет следов, — удивленно доложил Свальд, проехавшийся вместе с Кейлевсонами по широкому кругу — и вернувшийся к Харальду. — Никаких, нигде. Только волчьи стежки. Может, он валяется здесь со вчерашнего дня? И следы запорошило вчерашним снегом?

— Думаю, ты прав, — ровно согласился Харальд.

И посмотрел на своих родичей — одного прежнего и двух новых. Приказал:

— О нашей находке в крепости не болтайте. Раб уже поротый — значит, непокорный. Похоже, парень сбежал, а хозяин его догнал и забил до смерти. Это не наше дело. Но слухов и болтовни в крепости я не хочу. Будут спрашивать — мы искали волчье логово, но так и не нашли. Все. Возвращаемся.

Дел у Забавы в этот день оказалось немного. После обеда Гудню и Тюра не повели ее в крепость, осматривать еще одну из служб огромного хозяйства — а усадили учиться вышивать серебром. Одну из пустых опочивален невестки Забавы успели приспособить под место для рукоделья. Теперь там вместо кровати стояли стол и четырьмя разлапистых стула с широкими подлокотниками.

— Этому в Нартвегре учат каждую девушку — если, конечно, она из достойного рода, — объявила Гудню, усаживаясь напротив Забавы. — Серебряная нить есть не у каждого. Рабыням такую работу не доверишь, потому что нить стоит дорого. И ткани с лентами, на которых вышивают, тоже не из дешевых…

Она величественно кивнула, принимаясь за свое рукоделье — платье на йоль, здешний праздник. Тюра, примостившись на соседнем с Забавой стуле, показала ей, как управляться с серебряной нитью. А потом сама начала выкладывать мелкими стежками узор на шелковой ленте — волны и скрещенные молотки, знак-оберег бога Тора, как Забава уже знала…

Вышивали нартвежки чудно, без иглы. Втыкали кончик жесткой нити прямо в ткань, и вытягивали ее на другую сторону, подхватывая щипчиками, нарочно для этого приспособленными. А потом еще и приминали теми же щипчиками каждый стежок, чтобы нитка не топорщилась колечком.

Забава корпела над короткой шелковой лентой, которую ей дали для обучения. И незаметно для себя увлеклась, втянулась. Даже мысли про то, чего ждет от нее Харальд, и поумнеет ли наконец Красава, оставив в покое горемыку Неждану — как-то отступили, забылись.

Стежки у нее получались вроде бы ровные. Но сам узор не выходил таким ясным, как на той ленте, которую Тюра для нее выложила на стол — чтоб смотрела и повторяла.

Вроде бы и волны те же… да не те, чуть кривенькие. И морды, которые на чужой ленте смотрелись змеиными и гладкими, у нее получились косматыми и звериными.

— Так тоже хорошо, — довольно сказала Гудню, отложив рукоделье, чтобы встать, потянуться, дав роздых спине — и заодно подойдя к Забаве, чтобы глянуть. — Главное, клыки у тебя получились. А значит, дурной глаз твоя лента отпугнет. Вот нашьешь таких кусков, потом украсим ими прорези в зимних плащах, которые для тебя сейчас шьют…

— А кто шьет? — спросила Забава, тоже отрываясь от работы и прогибаясь, потому что спина между лопатками затекла, онемев. — Я тоже могу сшить плащ для себя. Сама.

— Нет, — проворчала Гудню. — Шить мех — тяжелая работа. Нитки для этого берутся крепкие, толстые, из грубого льна. Руки от них становятся шершавыми, как кора. И иглы большие — такие, что палец можно запросто проткнуть. Но есть и другое, Сванхильд. Женщины, которые сейчас шьют для тебя, живут здесь из милости ярла Харальда. Те, кому было куда уйти, давно ушли. Тут остались три вдовы, при них две дочери. Мужей и сыновей у них убил Гудрем. А родичам убитых мужей они не нужны — одна была второй женой хирдмана Ольвдана, две других вообще третьими женами. Все серебро из их сундуков выгребли вояки Гудрема. У хирдманов, конечно, где-то есть дома, но там хозяйничают первые жены, их дети…

— И пока они шьют для тебя, у них есть кров над головой, — подхватила Тюра. — Еда на столе. Они каждый день молятся, чтобы так было и дальше. Идти им некуда. Своих родичей у них тоже не осталось.

— Тогда пусть шьют, — поспешно сказала Забава. — Если надо, я Харальда попрошу — хочу еще платьев, плащей. Только пусть шьют медленно…

Гудню кивнула.

— Ты достойная женщина, Сванхильд. Не всякая жена могущественного ярла будет так милостива к тем, кому не повезло.

Забава жарко покраснела. Сказала, глянув на Гудню и Тюру исподлобья:

— Я о них даже не спросила. Хотя видела. Вы — помнили. Мне сказали. Вам похвала, не мне.

Гудню с Тюрой переглянулись. Потом Гудню медленно сказала:

— Ты достойная сестра своих братьев, Кейлевсдоттир. Не беспокойся, пока что им работы хватает. После пожара так многое нужно пошить. И новые покрывала для опочивальни ярла, и одежда для него самого.

Забава, вконец смутившись, склонилась над своим шитьем. Поспешно, даже не глядя, ткнула кончиком серебряной нити в ленту. И пришлось вытаскивать, заводить заново в скользкий, плотный шелк…