Нечисть утробно рычала, царапала когтями дерево, билась в стену, но не могла догадаться просто потянуть за ручку.
Это успокаивало. Пока я ее держала, дверь ни за что не должна была открыться.
— Рагда?
— Все хорошо, — заверила я царевну. От особенно сильного удара дверь ощутимо вздрогнула. — Скажи, а у тебя оружия случайно с собой нет?
Агнэ нервно хихикнула.
— Нож подойдет?
— Давай. — Я не глядя протянула к ней руку.
Царевна послушно вложила мне в ладонь маленький ножик. Все его достоинство заключалось в самоцветах, вделанных в рукоять и рассыпанных по ножнам.
— Таким оружием можно разве что глаз выколоть… — разочарованно протянула я, на ощупь оценив длину лезвия.
— Что-то опаснее отец бы мне точно не купил, — вздохнула Агнэ.
Упрямая нечисть еще раз врезалась в разделявшую нас преграду. Царевна отшатнулась, наступила на что-то в темноте, ойкнула, а потом заорала. И вместе с ней, визгливо и прерывисто, завизжало что-то еще.
— Агнэ!
Я бросила дверь, надеясь, что нечисть не успеет сообразить, как к нам пробраться, а сама дверь не распахнется приветственно после следующего удара.
Я налетела на царевну в темноте, схватила ее за плечи, почувствовала, как что-то маленькое и верткое перескочило с нее на меня, и завизжала уже сама.
Острые коготки царапали лицо и шею, а маленькие лапки больно дергали за волосы. Я пыталась схватить то, что набросилось на меня, но боялась сжать на нем пальцы. Отмахивалась, отбивалась… в итоге задела жесткое тело зажатым в руке ножом и обрела свободу.
Шею обожгло горячей болью, и мелочь попыталась сбежать. На пол почти неслышно упало что-то легкое, но я не обратила на это внимания. Качнулась вперед, горя жаждой мести.
Под ногой хрустнуло стекло.
И дверь в курятник распахнулась.
Сердце сжалось от ужаса, когда я представила, что это нечисть догадалась, как можно нас достать.
— Что случилось?
Я задохнулась от облегчения, услышав обеспокоенный голос царя.
Он стоял в дверном проеме, склонившись под низкой притолокой, и вглядывался в темноту.
— Тут нечисть, — каркнула я. — Мелкая.
Ксэнар кивнул, осмотрел потолок и велел:
— Выйдите, я разберусь.
На земле, около деревянной лестницы, лежало обезглавленное тело летучей ящерицы и осиротевшее без лезвия, залитое кровью топорище.
Выбравшись в густой полумрак, чувствуя, как ночь все ощутимее давит на плечи, я с трудом смогла разглядеть израненное лицо растрепанной царевны.
— Ужасно выгляжу? — спросила она, поймав мой взгляд.
— Подозреваю, так же, как и я.
Мы стояли посреди улицы, полной мертвых тел, растерянные и напуганные. И не плакали.
Поразительная сила духа для барышень нашего положения.
Первым, что сказал Ксэнар, выбравшись из курятника, было хмурое:
— Вы ранены.
Измученный, залитый кровью нечисти вперемешку со своей, он озабоченно разглядывал наши лица.
Первой рассмеялась Агнэ. Потом я.
Когда царь оказался рядом, не заметила, просто позволила себе вжаться в его плечо и сдавленно всхлипнуть. Смех душил, обещая в скором времени привести за собой слезы. Я крепилась.
Царевна тихо, сдавленно заплакала, уткнувшись носом в грудь отца, я чувствовала, как подрагивают ее плечи.
— От вас ужасно пахнет, — сказала я, желая отвлечь себя от возможных слез. И сильнее вжалась лбом во влажную рубаху на его плече.
— Нужно уходить, — ответил Ксэнар, здоровой рукой гладя Агнэ по голове. Раненой он прижимал меня к себе. Из-за чего я почему-то чувствовала себя виноватой.
— Там паук, — сообщила я и скомкала в кулаке рубаху на его боку, прежде чем угрожающе предупредить: — Он огромный, и вы не будете с ним драться.
— Не испытываю никакого желания, — заверил меня царь. — Да и топор сломался. Мы обойдем.
ГЛАВА XVI. Беспокойность
Ксэнар запер нас в доме. Чудом избежав еще трех столкновений с нечистью — безоружный, царь оказался похвально осторожным и здравомыслящим, — он доставил нас в самое безопасное место, какое только мог представить, — в свой дом. Отказался слушать голос разума в моем лице, прижал раненую ладонь к косяку двери, вымазал его своей кровью, отчего по стенам прошла легкая рябь, и захлопнул дверь прямо у меня перед носом.
— Вы же безоружны! — крикнула я и со всей силы пнула разделяющую нас преграду. И уже тише добавила: — И ранены.
— Отец всегда такой, — пожаловалась Агнэ. — Ведет себя так, как будто его жизнь ничего не стоит. А за опасные выходки ругает только меня.
— Он выживет, — смущенно пробормотала я, запоздало сообразив, что царевна тоже за него переживает. Вероятно, даже больше моего.
И злится, наверное, потому, что мы заперты, а он ушел.
В конце концов, обессиленные, уставшие переживать и прислушиваться к звукам с улицы, мы поднялись на третий этаж. Промыли царапины и переоделись — Агнэ долго и старательно выплетала оставшиеся цветки из моих волос. Сказала, ее это успокаивает.
Потом забрались на мою кровать, под одно одеяло. Девочка быстро уснула, успокоенная моим теплом.
Я же уснуть не могла. Мне было душно, но открывать окна казалось самоубийственной глупостью. Я переживала за царя, ушедшего в ночь безоружным, за Сэнара и даже за пастуха.