Жена Дракона

Зачем она тогда поцеловала его там, на лестнице? Чтобы поглумиться? Или в тот момент ей был нужен кто-то, кому можно поплакаться? Горечь давила, закапывала в рутину – глубже, глубже, только бы не вспоминать уютную кухню с пятном кофе на обоях, усталые Катины глаза и запах волос, в которых навсегда запутался ветер с залива. Он чувствовал этот аромат даже на том безопасном расстоянии, на которое она подпускала его. Девочка в футляре: бесформенные брюки, кофты, куртки. Как будто саму себя боится… Он хотел подумать о ней со злостью, но получилось отчего-то с нежностью.

Сергей убрал документы в сейф, выключил свет и вышел на крыльцо. Палящий зной отступил, но не желал сдавать позиции: тепло запуталось в переулках и дворах, прилипло к фасадам и шевелилось невидимыми щупальцами над остывающим асфальтом.

По старой оперской привычке он окинул двор взглядом и замер. Она стояла у стены, и в сплетении теней казалась хрупкой и крошечной, как ребёнок. Он с трудом узнал Катю, одетую в яркое летнее платье, с завитыми волосами, в красных лаковых босоножках. Она шагнула навстречу и покачнулась – подвели каблуки, от которых давно отвыкла.

– 

В них неудобно бежать. Но ведь мне больше не придётся, правда?

Он кивнул, не зная, что сказать.

– 

Извини меня, я совсем не то имела в виду… Я не хотела смеяться… У меня, наверное, эта… хайрофобия – страх рассмеяться в неподходящее время… Он все время думал, что я над ним смеюсь… Зачем я опять его вспомнила? Что я вообще несу?

Катя замолчала, но продолжала смотреть на него в упор, как будто ждала чего-то.

39

Утро стояло жаркое. Даже табуретка, крытая серым пластиком, обжигала босые ступни. В распахнутое настежь окно не проникало ни грамма невской свежести, только тепло, гул и пыль.

Катя по привычке насыпала в турку две ложки с горкой, затем, подумав, добавила ещё две. Дракон в её голове молчал, хотя должен был орать, не затыкаясь. Она на секунду задумалась над тем, что бы ему стоило сказать.

– 

Ты ведёшь себя, как шлюха!

Наверное, даст пощечину! Но он с раздражением поправил воротник её жакетика.

– 

Наверное, у вас в деревне это и нормально, но здесь… что обо мне подумают!

– 

Он просто пригласил меня танцевать! – со слезами в голосе воскликнула Катя.

Она пыталась объяснить. Тогда она ещё пыталась объяснить.

– 

Нарядилась, как на панель, а потом…

На ней было бархатное платье с небольшим круглым вырезом и туфли на каблуках. Она всего лишь потанцевала с его коллегой. В разгар танца Дракон подошёл к ним и на глазах недоумевающего коллеги оттащил Катю за столик, устроил выволочку, как нерадивой школьнице, и отправил на такси домой, никому ничего не объясняя. Ее вина заключалась в том, что она улыбнулась какой-то невинной шутке, а потом бросила мимолетный взгляд на Дракона. Этого оказалось достаточно, чтобы он решил, что смеются над ним.

Катя тряхнула головой, отгоняя неприятное воспоминание. Осевшие за ночь кудри приятно хлестнули по щеке.

Что бы он сказал сейчас? Что она – шлюха? Но она больше не принадлежала ему, не считалась его собственностью, и сама могла решать, с кем ей быть. Не осталось никого, перед кем нужно оправдываться за то, что произошло ночью. А что, собственно, произошло?

Дракон всегда впадал в крайности: называл Катю то шлюхой, то «рыбиной замороженной»; устраивал безобразные сцены ревности к первому встречному, а после говорил, что она не способна пробудить страсть ни в одном мужчине.