Мне… нужно было прийти к нему самой. Мне важно было понять, что это мой собственный выбор. Основанный на моих желаниях и велениях моего сердца. Не вынужденный, не формальный, не продиктованный обстоятельствами или заботой вездесущей прабабушки… и тем более не насильственный. Нет, я знала, что Делаэрт тиранист и напорист, но для его природы и положения принц проявлял ко мне поистине фантастическое терпение и внимание. Он никогда не был груб. Он ни разу не перешел определенной черты в наших отношениях, сделав ласки слишком откровенными или требовательными, словно… позволял мне решать. Будто оказался достаточно чуток, чтобы понимать, что мне до Мейры надоело по жизни быть куклой, и решительная атака и подчинение в близости, скорее, навсегда оттолкнут меня, чем очаруют. Как ему удавалось упорно добиваться своей цели и при этом… не перегибать? Не принуждать меня ни магически, ни физически к чему-то большему, чем то, на что я была готова. Дать возможность захотеть самой. Подождать. Не слишком долго, как он сам признавался, и совсем не терпеливо, но все же… подождать. И дождаться наконец, когда я… ну не знаю… созрею, что ли?
– Наверное, я не должен этого говорить, потому что остался в выигрыше, – глухо произнес Делаэрт. Он оказался вполне силен физически, чтобы продолжать удерживать меня и при этом стоять твердо, не дрожа от напряжения и не проявляя желания выпустить меня из рук. – Но я скажу. Я бы никогда от тебя не отказался, Анаис. Ни ради Межмирья, ни ради Итерстана, ни ради магической силы или военной славы, ни ради возможности вести нормальную жизнь… – Он перевел дыхание и закончил уверенно: – Или даже ради самого бессмертия.
Я зажмурилась, а когда открыла глаза, оказалось, что магисветильники выправились и засияли ровно и ясно. Сказал это Делаэрт из простой галантности, чтобы поддержать меня и ободрить, желая понравиться или потому, что действительно так думал, но его слова вошли в мое сердце, поманив упоительной, казавшейся до сих пор несбыточной и даже какой-то по-детски глупой надеждой на сказочное чудо.
Я хочу быть важной для кого-то. Очень важной. Сама по себе. Не как приложение к вальдейским короне и рудникам, или составляющая сделки, или талантливый маг, носительница уникального наследия Великой Колдуньи… нет. Как женщина. Как любимая женщина, и чтобы ни разу в этом не усомниться. Я тоже стала жадной, Делаэрт. Мне уже мало дружеского участия или симпатии, мне нужно, чтобы меня любили. Нет, больше. Хочу, чтобы меня обожали. Вновь обожали, как когда-то.
Может, пришла пора шагнуть навстречу?
И я решилась. Прошептала на ухо, доверчиво прильнув щекой к его щеке:
– Я бы тебе и не позволила.
Оперение у ареннина сменилось за одну ночь. Только накануне вечером я недоверчиво приглядывалась к нему, различая непонятные малиновые отливы, вдруг появившиеся на фиолетовых и изумрудных перьях, а наутро встала, и вот он – весь такой золотисто-оранжево-розовый, всевозможных нежных оттенков алого – от стыдливого девичьего румянца до набирающего силу рассвета. Птицефей покинул клетку и горделиво расхаживал по столу, снисходительно поглядывая на нас с Оскалкой. Крылья, оканчивающиеся малюсенькими, почти человеческими, ладошками, важно заложил за спину, сцепив когтистые пальчики в замок.
– Ишь ты, – прокомментировала подружка. – Это он созрел, что ли?
Я неопределенно пожала плечами.
– И ведь не новые перья выросли, старые расцветку поменяли! – сокрушенно покачала круглой головой Оскалка и придирчиво сунула острый нос в клетку, пробормотав расстроенно: – Ни одного зеленого перышка не выпало… Эх, знала бы, надергала бы сама про запас!
– Зачем? – остолбенела я, да и ареннин опасливо присел.
– На веер! Платье вчера новое заказала, цвета волшебной травы Фейвальда, к нему идеально подошел бы веер из ареннина!
– Э-э… – Мы с птицефеем переглянулись озадаченно. – Не замечала раньше за тобой склонности к модным нарядам… да еще чтобы с веером… – Кашлянула с робким любопытством. – Собираешься на праздник?
– Ой, да мало ли знаменательных событий ждет меня в насыщенной придворной жизни?! – патетично заломила лапки Оскалка. – Рождение первого принца, потом второго… надо быть во всеоружии.
– Какого… принца?! – уставилась я на фею глазами, ставшими вдруг абсолютно круглыми, как у ареннина. Кажется, даже зрачки так же хаотично забегали.
– Не важно, – хмуро свернула речь подружка. – Веера-то все равно нет.
– А! Тогда ладно, – глубокомысленно изрекла я, отчего-то почувствовав нахлынувшее облегчение. Мейра, с чего бы это? – Надо ему имя дать, – предложила, погладив ареннина кончиками пальцев по рассветным перышкам. Удивительно, но он даже кусаться не стал, стерпел, как и положено взрослому фею.
– Этой курице?! – негодующе уперла тонкие ручки в не менее тощие бока Оскалка.
– Это мальчик! – наставительно произнесла я, а птицефей презрительно фыркнул в адрес подружки. – Может, так и назовем: «Мальчик»?